• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


09.02.2016

АНДРЕЙС ЖАГАРС: И ЗРИТЕЛЬ, И КРИТИК ДОЛЖНЫ ТЕБЕ ПОВЕРИТЬ

Андрейс Жагарс

Андрейс Жагарс:

И зритель, и критик должны тебе поверить

Главным событием января культурной жизни столицы стала долгожданная премьера оперы Массне «Манон» в Музыкальном театре им.Станиславского и Немировича-Данченко.  Премьерные показы шли в театре три вечера подряд – 29, 30 и 31 января. Накануне последнего «Музыкальному Клондайку» удалось встретиться с Андрейсом Жагарсом, режиссером-постановщиком «Манон». Андрейс, как всегда, элегантный, доброжелательный и безупречно джентльменский, несмотря на неизбежные тяготы премьерной суматохи и катастрофическое отсутствие времени, отвечал на мои вопросы терпеливо и с улыбкой.

Сейчас, когда вы читаете этот номер, можно смело сказать, что «Манон» вошла в московский оперный мир легкой походкой, словно ненароком, завоевала признание публики и уверенно пополнила список опер, на которые можно ходить, причем неоднократно и с удовольствием.

-Андрейс, Ваше имя часто упоминается в новостях культуры в российских СМИ, Вас довольно часто можно встретить на различных мероприятиях в Москве. Где Вы все-таки больше проводите времени, и где Вам нравится заниматься творчеством?

-В основном (почти половину года) я живу в Риге, но ставлю спектакли в разных странах. Я провожу много времени в Гонконге, в Париже, в Лондоне, куда езжу смотреть спектакли. А в Москве я обычно нахожусь в течение двух периодов, в основном, конечно, во время осенне-весенних сессий моей мастерской в ГИТИСе, где я веду заочный курс актеров и режиссеров музыкального театра. В последний сезон получилось даже больше работы в Москве: телеканал «Культура» пригласил меня участвовать  в двух проектах – это семь программ проекта «Большой балет», записи программы и гала-концерта лауреатов и участников проекта «Большая опера». И так вышло, что я соединял эти сессии со съемками, к тому же еще была постановка «Манон» в Музыкальном театре им.Станиславского и Немировича-Данченко. Так вот совпало. А просто так я не живу в Москве – мое пребывание здесь всегда связано с конкретным заданием, с работой. Я с удовольствием ее делаю, мне интересно.

-«Манон» -  Ваша вторая работа в Музыкальном театре им.Станиславского и Немировича-Данченко. Осенью 2013 года Вы ставили здесь же вагнеровский «Тангейзер» ...Чем Вас привлекает этот театр?

-Здесь сильный ансамбль, много хороших певцов, есть возможность выбрать любого для подготовки спектакля. У меня мало опыта работы с другими российскими музыкальными театрами: из московских я еще работал с «Новой Оперой», из региональных – в Красноярске, в Перми. Это моя вторая постановка в Музыкальном театре им.Станиславского и Немировича-Данченко, и, хотя у меня нет возможности сравнивать с другими театрами, мне нравится, что здесь все готовится заранее: и сдача макета, и представление идеи, и интерпретация концепции. В декабре, когда до премьеры оставалось пять недель, мы уже увидели декорации. К первой репетиции исполнители знали свои партии. Весь процесс был подготовлен очень профессионально. Организация, декорации, костюмы – на очень высоком уровне. Важно также то, что ансамбль солистов в театре состоит не из приглашенных певцов, и в основном все оперы делаются с привлечением своих. В «Манон» было три состава, на прослушивании мне дали возможность выбрать исполнителей, с которыми я хотел работать. Идеальные условия для режиссера: декорации вовремя, репетиционный план совпадает с твоей занятостью и планами, и еще мне всегда нравилось работать с молодыми певцами. В них есть потенциал, он помогает им развиваться. С молодыми мне даже интереснее работать, чем с более опытными певцами или «звездами», которые гораздо меньше времени могут выделить на репетиции. К тому же «звезды», как правило, обрастают штампами – как проявлять на сцене страсть, любовь, ненависть, предательство.

Андрейс Жагарс

-Вы опередили мой вопрос, почему выбрали для постановки «Манон» молодых солистов Музыкального театра им.Станиславского и Немировича-Данченко.

-Не только я, но и руководство театра тоже хотело, чтобы это был именно молодежный спектакль. Кстати, весной планируется еще один состав – Наталья Петрожицкая и Сергей Балашов, но сейчас мы работаем с молодыми.

-Почему пригласили армянского тенора, ведь в театре Станиславского с тенорами-то нет проблем?

"Манон" Массне

-Это уже надо спрашивать у руководства театра. Липарит Аветисян – преуспевающий солист, с ним собирается заключить контракт Сиднейская опера, он будет там петь Альфредо в «Травиате». И у него начинается международная карьера. Мне кажется, что Липарит с большой радостью принимал участие в «Манон», чувствовалось, что он – часть ансамбля.

-Прошло две премьеры, сегодня – третья. Вы уже видели свою постановку из зала глазами зрителя. Ваши ощущения во время спектакля? Вы удовлетворены собственной работой или чем-то недовольны?

-Я доволен тем, что мне удалось реализовать свою идею интерпретации – перенести действие на конец 60-х годов во Францию. Да, это не XVIII век, как в оригинале у автора романа, но и все образы, и события, происходящие там, и взаимоотношения персонажей так же актуальны в наши дни, и понятны для современного зрителя. С этой точки зрения я доволен.

Андрейс Жагарс

Сцена – это энергетическое поле, создание звука требует эмоции и энергии. Интересно, как в зависимости от состава певцов, от их вокальных способностей, тембров, красоты голоса, темперамента, мастерства, актерской игры создаются эти модели, вернее, пары. Конечно, это волнует и самих певцов, и очень убедительно, ярко они выступали на фортепианных прогонах, на прогонах без публики. Но бывает так, что на генеральной репетиции со зрителем или на премьере, увлеченные больше музыкой, чем актерством, они вдруг смущаются и теряют что-то из уже созданной работы – и это допустимо. Все-таки, когда певцы уже имеют опыт, они могут распределить силы на пять актов оперы, а у этих исполнителей такого опыта пятиактовой оперы, таких больших ролей не было, так что им, кроме создания образа и вокально-музыкального материала, пришлось еще проверить свои силы, не только вокальные и физические, но и эмоциональные, и прожить на сцене жизнь героев, которая длится в марафоне целых пять актов.

-Понимаю, что этот вопрос Вам надоел до оскомины, но, все же, почему Вы перенесли действие в 60-е годы?

-В моем воображении, в моей фантазии мне казалось, что образ Манон совпадал с образами женских героинь французско-итальянских фильмов конца 60-х. Эти образы «сладких блондинок» создавали такие великие французские актрисы, как Брижит Бардо и Катрин Денев. Они меня и вдохновили. И то, что в романе отец понимает, что сын мучается, и говорит, что «церковь и духовная жизнь – не то, что ты хотел делать, и, пожалуйста, выбирай себе девушку, ходи с ней в церковь, женись, я тебе дам средства финансовые, я тебе отдаю часть наследства маминого, и начинай другую жизнь», - так вполне может быть и в наше время. Автор дал много возможностей перенести это действие; мне кажется, что эстетически шестидесятые годы прошлого века – очень творческий, интересный период: интерьеры, мода, дух фильмов того времени вдохновили меня на эти образы, и стали причиной моего выбора времени. Я ненавижу кринолины и большие платья с пружинами, с этими металлическими каркасами, с огромными париками, где невозможно повернуть нормально голову, и где взаимоотношения между героями надо выстраивать, соблюдая нормы общения того времени, где много лишнего, скрывающего самое главное – человеческие отношения. Вообще, эстетика барокко, рококо мне не близка, и, если я делаю произведение, относящееся к этому историческому периоду, стараюсь найти другой, но так, чтобы это было аналогично и убедительно. Если ты делаешь перенос времени, ты должен не только удовлетворить свои амбиции, ты должен преподнести это так, чтобы и зритель, и критик могли тебе поверить.

-То есть мы, когда смотрим на сцену, не должны замечать тех же стрелок на глазах, как у Брижит Бардо, или каблуков, а чувствовать страдания героини?

-Ну почему, зритель же воспринимает все вместе. Я думаю, что он читает, он слушает, он смотрит. Кто-то любит читать титры, а кто-то любит просто наблюдать действие и мечтать. Зритель видит общую картину, которая создает переживание. Это разные компоненты одного целого: из музыки, из актерской игры, из визуального образа, который составлен не только из каблуков или колготок, но его «рисуют» декорации, свет, общий образ костюмов периода, и детали, Вами названные, конечно, тоже. Они говорят через образы наших главных героев, и вы должны поверить, что вот он, герой, и он именно такой.

 -И все-таки, не возникает контрастного ощущения, разрыва между музыкой и сценографией?

-Для меня нет.

-Московская «Манон» Массне для Вас уже в прошлом, какую оперу мечтаете поставить в будущем?

-Я бы хотел поставить (вернее, вернуться к постановке) «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Я ставил ее в Риге, потом в Италии, возил в Гонконг на фестиваль, посмотрим, где сейчас будет возможность. Еще хотел бы «Енуфу» Яначека поставить. Меня тянет к себе музыка XX века.

-А к Прокофьеву как относитесь? Принимаете участие в проектах, связанных с его 125-летием?

-Я очень высоко ценю этого композитора. Ставил «Дуэнью» в Перми. И вообще не могу понять, почему «Обручение в монастыре» не идет в каждом театре! Но больше всего хочу – даже больше, чем «хочу», я духовно жажду – поставить «Парсифаль» Вагнера.

-Когда-то Вы начинали именно с Вагнера. Вашей первой оперной работой был «Летучий голландец» на фестивале в Швеции. Удивительно, как для первой постановки Вы решились на Вагнера?

-Это была интересная история. Я учился тогда в консерватории (у нас театральное отделение было при консерватории), и следил за всеми музыкальными событиями. Тогда был такой театр, что певцы стояли и пели, и не было выразительного и высокодраматического искусства – просто вокальное пение. Я увлекся оперой до того, как меня пригласили руководить оперным театром в 1996 году. Только в 2003 году я начал заниматься оперной режиссурой, так что семь лет я потратил на менеджмент, на административную работу. Когда театр уже заработал как механизм, как структура, и мы начали получать первые большие успехи, я понял, что я себя исчерпал. У меня был выбор: либо уходить из театра в другой театр руководить, в другую страну уезжать, либо начинать что-то новое. Я тогда понял, что моя творческая жизнь никогда и не происходила, кроме того, что я был актером театра и кино. Получилось так, что надо было в очень короткий срок создать спектакль для фестиваля в Швеции. И это был «Летучий голландец». Правда, условия оказались благополучные – лето, свежий воздух, репетиции во дворе театра… Для меня это был прекрасный вариант. Я как будто сдавал экзамен перед коллективом, перед зрителями, и понял, что могу это делать. Получилось удачно, потом постановку с летнего фестиваля в Швеции перенесли на нашу сцену. И я «заболел», увлекся. Я тут посчитал – я сделал 23 спектакля в 13 странах.

-Впечатляет. А в ближайшее время где и что будете ставить, уже известно?

-Сейчас буду ставить «Три сестры» в Риге в драматическом театре. И еще принимаю участие в конкурсах на должность художественного руководителя оперного театра. Посмотрим. Обе страны в европейском союзе, пока могу только это сказать.

-Помню Вашу пламенную речь на встрече жюри с финалистами «Нано-оперы» 29 мая, после завершения финального тура. Хочется верить, что перед ними большое будущее. Как думаете, смогут ли они пробить себе дорогу в нынешних условиях?  Как выжить молодым оперным режиссерам и не потерять свое лицо?

-Все зависит от них. Того, что они представили на конкурсе, было недостаточно, чтобы убедиться в их способностях. А режиссер, конечно, должен обладать яркой фантазией и воображением, и очень изысканным вкусом, при этом надо хорошо знать историю искусств, разбираться в кинематографе, разных эстетиках, периодах, иметь чувство композиции. Сцена – это картина. Очень важно, как ты выставляешь цвета, характеры, образы. Кроме всего перечисленного, нужно также в совершенстве владеть школой актерского мастерства, и, если уж обучаться, то по системе Станиславского. Это те инструменты режиссера, с которыми ты обязан работать. Есть отличия, конечно, работаешь ли ты с драматическими актерами, которые пять-шесть лет, или даже больше, провели в вузах и каждый день занимались специальностью (актерское мастерство – это их основная специальность), или с певцами, которые занимались вокалом в училище или в высшем учебном заведении, и актерское мастерство было для них второстепенным.

Значит, ты должен найти инструменты, способы, как с неопытными певцами, или с теми, у кого нет необходимого мастерства, добиться нужного результата, чтобы ты мог свою идею, свою концепцию, свою интерпретацию реализовать. Плюс воображение, отменный вкус. Воображение, фантазия вообще очень важны. Но, даже если ты имеешь яркое воображение и фантазию, но не знаешь, как это реализовать, и не знаешь, как добиться, чтобы зритель это почувствовал, без этого не получится, это очень сложный пункт. К сожалению, у меня, буду откровенным, ничего не осталось в душе от этих работ, никакого впечатления. Если бы я смотрел на них, как директор оперы (директором я был 17 лет, но уже 20 лет я слежу за всеми процессами в театральном мире разных стран, отслеживаю тенденции в драматическом театре, наблюдаю, как меняется театральный язык, режиссерский почерк и стилистика в оперном жанре), я был бы разочарован. У меня не остался в памяти ни один яркий талант, за деятельностью которого я хотел бы следить и думать, что через два-три года этот человек создаст удивительную вещь. Может быть, формат конкурса виноват – у них было очень мало времени на то, чтобы проявить свои способности, и это стало для них преградой.

-Вы к ним очень суровы. 

-Ну, а критерии какие? Назовите мне сейчас несколько людей из Европы, из мира оперных режиссеров, человек десять. Я говорю о немцах, французах, итальянцах, голландцах. Если ты молодой специалист в любой сфере, ты же изучаешь мастеров в своей отрасли, в своей стране и за границей – во Франции, Италии, и так далее. Если ты строишь дороги, мосты, ты архитектор молодой российский, ты же будешь следить за мировыми авторитетами в этой области? Ты точно будешь знать имена десяти ведущих архитекторов мира. Так же – режиссеры. Все россияне куда-то ездят, страна уже давно открыта, железного занавеса нет. Да и не надо никуда ездить, есть же канал Mezzo, везде можно смотреть и следить за процессами. Зайди на youtube, посмотри постановки Кэти Митчелл! Я своих студентов всегда стараюсь убедить – сидите, смотрите, развивайте мировоззрение. Не всегда надо копировать. Если тебе не все понравится, не бери все. Я надеюсь, что они смотрят и следят за этим. Тогда можно сравнивать – кому-то ближе эта школа, кому-то другая. Кто-то пойдет этим путем, а на кого-то повлияет чья-то яркая режиссерская работа, и это даст ему толчок, и он создаст свой шедевр. Хорошо, что этот конкурс происходит, и я хочу поблагодарить и театр «Геликон-опера», и Дмитрия Бертмана, что он это делает, потому что как же еще помочь молодым режиссерам себя показать и проявить, чтобы заметили?

Ирина Шымчак

Фото автора

Фото со спектакля «Манон» Михаила Логвинова

 

 

09.02.2016



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей