• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


16.03.2020

Страсти по Пендерецкому

Кшиштоф Пендерецкий

Страсти по Пендерецкому

На перепутье весны и лета в Московском театре «Новая Опера» устроили особенный фестиваль – фестиваль хоровой музыки «Иное». Иным, отличающимся от других, он и стал – и не только по содержанию (четыре произведения, два из которых – нашумевшие в Москве камерные постановки «Чёрное» и «Белое», и два – грандиознейшие инструментально-хоровые полотна «Страсти по Луке» Кшиштофа Пендерецкого и «Страсти по Матфею» И.С.Баха), но и резонансному событию – приезду в Москву маэстро Пендерецкого в связи с российской премьерой «Страстей по Луке». Идея исполнить одно из самых знаковых произведений XX века в «Новой Опере» принадлежит хормейстеру театра Юлии Сенюковой и режиссёру Алексею Вэйро. «Они вышли ко мне с таким предложением, в январе мы встретились с маэстро Пендерецким и обсудили возможность такого действа, а также дату. Я очень рад, что всё у нас сложилось», - объяснил директор театра «Новая Опера» Дмитрий Сибирцев. Маэстро Пендерецкий прибыл в Москву вместе с супругой госпожой Эльжбетой, побывал на репетициях труппы (забегая вперёд, отметим, что остался весьма и весьма доволен), и даже встретился с журналистами на пресс-конференции. Перед ней мне удалось пообщаться с маэстро на его родном польском языке. Несмотря на жёсткие ограничения (проклятые московские пробки сожрали половину запланированного на интервью времени), пан Кшиштоф отвечал на вопросы, излучая спокойствие и доброжелательность.

- В этот раз поводом Вашего прибытия в Москву стала постановка «Страстей по Луке» в «Новой Опере». А Вы помните, когда в первый раз были в Москве?

-Да, в 1962 году.

-И как изменилась с тех пор Москва?

 -Я заметил, что изменился менталитет. Люди стали другими.

 -Ты же был в Москве в первый раз в 1966 году! (голос Эльжбеты Пендерецкой, жены композитора – прим.авт.)

-Эльжбета, ну что ты! Я был тут раньше, до того, как познакомился с тобой. Я тогда приехал на фестиваль польской музыки в России, по линии так называемого культурного обмена. Помню, как сейчас, Большой зал консерватории, тогда исполняли моё произведение «Плач памяти жертв Хиросимы». До сих пор его считают авангардным, а тогда оно вообще производило шоковое впечатление. Но я упёрся, что приеду в Москву только в том случае, если будет исполняться именно оно, и власти согласились. Был огромный успех. В те годы такая музыка тут и не исполнялась, и не слушалась…Чтобы ослабить впечатление, власти сделали такой трюк: в первых рядах партера усадили военных, которые заняли четыре или пять рядов. Они, бедные, и понятия не имели, что это за музыка – просто сидели, как во время военных учений. А сделали это для того, чтобы у публики не было ко мне доступа. Как только закончилось исполнение, публика взорвалась от восторга, я подошёл к дирижёру, чтобы раскланяться, и в этот момент военные встали и сомкнули свои ряды, чтобы у зрителей не было доступа на сцену. Ко мне никто не смог подойти, из-за стены солдат…Это я запомнил очень хорошо.

Я очень рад, что снова нахожусь в Москве, к тому же по такому поводу. Да, я бывал в России в течение последних 50 лет, кажется, раз двадцать, но в этот раз повод особенный. Исполнение «Страстей по Луке» по разным причинам, в том числе и политическим, в шестидесятые годы в России не могло состояться. Хотя кто-то мне и говорил, что в конце шестидесятых в Москву приезжали польский оркестр и хор, которые и исполнили «Страсти», но мне лично об этом ничего не известно. Я очень рад, что наконец-то это произведение здесь прозвучит. Сегодня я был на генеральной репетиции, и мне показалось, что всё сделано именно так, как я люблю – с драматизмом. Благодарю маэстро Яна Латама-Кёнига, который решился на постановку моего произведения, действительно, очень сложного, и сделал это великолепно. То, что я сегодня увидел на репетиции, думаю, на самом концерте будет ещё лучше.

-Для российской премьеры Вы сами выбирали солистов или полностью доверились Яну Латаму-Кёнигу?

-Нет, в этот раз не выбирал, доверился Яну. Впрочем, у меня и не было такой возможности.

-«Страсти по Луке» написаны по латинскому тексту Евангелия от Луки. Чем был обусловлен выбор именно этого текста? Имело ли для Вас значение, что Лука – особенный апостол, к тому же, один из символов Польши, автор Ченстоховской иконы Божией Матери, врач и покровитель врачей и живописцев?

-По разным причинам. Как известно, Бах написал «Страсти по Матфею» и «Страсти по Иоанну», и, безусловно, я не мог уже использовать эти тексты для своего произведения. Поэтому я выбрал Луку. Возможно, также потому, что он был весьма образованным евангелистом, собственно, единственным, кто таким был...И этот текст потрясающе прекрасен.

-Как создавались «Страсти»?

-Не помню точно, потому что это происходило 51 год назад, а я писал их довольно долго. Имею в виду в набросках, потому что сами «Страсти» я написал между декабрем 1965 и концом января 1966, то есть за полтора месяца. Премьера была назначена на март, а хор ещё должен был успеть всё выучить. Я тогда находился в огромном стрессе, к тому же, мы с моей нынешней супругой (смеюсь, что «нынешней», потому что мы с ней в браке уже более 50 лет) как раз только поженились. Мне тогда казалось – это невозможно сделать. Огромное произведение, созданное за шесть недель. Никто сейчас в это не верит, на счастье, моя жена – свидетель этого. Когда пишешь такие вещи, не думаешь об этом. Композитор всегда мечтает создать своё самое большое, самое важное произведение. А я в первый раз замахнулся на крупную форму. До этого я писал коротенькие вещи – в основном, 10-минутные, а «Страсти» - это 80 минут. Но я был уверен: это будет что-то совершенно исключительное, это не обычное произведение. Эта вещь была создана вне эпохи.

-Когда Вы писали «Страсти по Луке», маячила ли над Вами тень гениев, в первую очередь Баха?

-Вот именно, я же, конечно, очень хорошо знаю творчество Баха. Особенно две его «Страсти» (кстати, Бах тоже создал произведение по тексту евангелиста Луки, но оно потерялось). Да, это был огромный вызов, особенно учитывая, что до этого, как я уже говорил, я не писал вещей длиннее, чем на 12 минут. Но то, что я меряюсь с таким гением, как Бах, для меня было чем-то необыкновенным. Это позволило мне выжать из себя всё, сделать больше, чем я мог. Я уже раньше написал произведение для хора, которое позднее включил в «Страсти», это Stabat Mater для 12 голосов, и хочу заметить, что сама запись партитуры для 12 голосов не так проста, как для четырёх. Но у меня хорошая техника, кроме того, я могу писать двумя руками – я и левша, и правша, так что помню, что я «Страсти» писал обеими руками, чтобы было быстрее. Сейчас я уже так не смогу…

-Для Вас, как автора, что является самым главным в «Страстях по Луке»?

-Определённые ценности, особенно христианские, и традиции не меняются. Когда я писал «Страсти», я соотносил свои мысли с современниками, которые пережили драматизм военных событий. Особенно это касается «Страстей по Луке» - для меня это не просто концертное произведение. Хотя бы потому, что я здесь использовал голос Чтеца-Евангелиста, который прибавляет драматизм поющему хору. Это и есть диалог между Чтецом, тремя голосами – сопрано, баритоном, басом, хорами и детским хором. Конечно, я вспоминал и баховские «Страсти». Но это произведение, написанное моим языком. И очень важно то, что «Страсти» были созданы мною в 1966 году – год тысячелетия крещения Польши, который в коммунистической Польше обошли молчанием: об этом нельзя было писать, в прессе об этом не упоминалось. И для меня было очень важно, чтобы именно к этой дате создать произведение, которое, собственно, изначально было обречено на смерть – я-то думал, что в Польше оно вообще не будет исполнено. Но после оглушительного успеха постановки в кафедральном соборе в Мюнстере сразу были сделаны две записи, и за три года после премьеры «Страсти» исполнялись почти семьдесят раз. Я не помню в истории за последние сто лет такое произведение, которое бы сделало столь стремительную карьеру. К этому привели несколько факторов. Прежде всего, был важен именно политический аспект – я вырос в семье с католическими традициями, глубоко верующей, и мечтал написать именно такое духовное произведение.

Кшиштоф Пендерецкий Krzysztof Penderecki

-Вы допускаете свободу интерпретации при исполнении своих произведений?

-Я всегда стараюсь писать партитуру так, чтобы она была ясной и понятной для исполнителей. После того, как я уже создал произведение, оно перестаёт меня интересовать – меня занимает следующее, которое я хочу написать. Да, было огромное количество исполнений «Страстей», и многие мне очень нравились. Ведь не должно быть именно так, как я хотел, возможно, существуют и лучшие исполнения. Но самое главное – всё-таки должно быть идеальное совпадение с формой, ведь форма уже существует, она задана мною. Если изменить продолжительность какой-то части, это не будет то же самое… «Страсти» - драматическое произведение, и этот драматизм так закодирован в партитуре, что я не допускаю никаких изменений в форме.

-Со времени сочинения «Страстей по Луке» прошло более 50 лет. Изменили бы Вы сейчас что-то в своем сочинении?

 -Если бы я так думал, мне бы пришлось каждый год переписывать мои сочинения, ибо человек меняется, мир меняется, а произведения остаются, так, как остаются творения художников, или скульптуры – этого нельзя переделать. То же самое с музыкальным произведением – оно ведь принадлежит определённой эпохе, и, если это творение хорошее, если в нём было что-то особенное, яркое, оно остаётся в своей эпохе.

Krzysztof Penderecki

-К Вашему 80-летнему юбилею Кит Уорнер ставил в Варшавском оперном театре одну из Ваших любимых опер, «Дьволы из Людена». Приближается следующий юбилей, 85-летие, может быть, к нему Вы сделаете эту постановку в Москве?

-Я бы с удовольствием! Но не обязательно эту. Я написал четыре оперы, и они все – абсолютно разные. И это, наверно, хорошо, потому что они постоянно ставятся в разных частях света. «Дьяволы из Людена» - очень мощная вещь, на тему инквизиции, мне кажется, для первой постановки в России не очень подходит. Например, «Король Убю» - это, скорее, буффа, но в жанре политического гротеска. Если что-то здесь ставить из моих вещей, то это должен быть именно «Король Убю». Люблю это произведение.

-Можем ли мы надеяться, что это произойдет?

-Честно говоря, не знаю, я ни с кем не говорил на эту тему. Я ведь такими вещами сам не занимаюсь, есть мой продюсер. Но я бы очень хотел, чтобы в России мои оперы исполнялись.

-Из русских деятелей культуры кто для Вас наиболее значим?

-Я всегда восхищался русской культурой. Во-первых, литература – и это вся классика, тут трудно вообще кого-то выделить. Что касается музыки (надо мной всегда смеются, я ведь считаюсь авангардным композитором), но я обожаю Чайковского! Я всегда был влюблён в музыку Чайковского. Кроме всего, я ведь дружил и с Шостаковичем.

-Кого из польских композиторов, кроме Шопена, по Вашему мнению, надо слушать и знать?

-Лютославского! Я считаю его выдающимся композитором. Также Войчех Килар, Хенрик Гурецки. Вы знаете, мне кажется, у нас сейчас и нет таких авангардных выдающихся композиторов…То время ушло в историю. Но и у вас ведь таких нет.

-Да, выдающихся, пожалуй, нет, но есть способные.

-Нет-нет, я имею в виду настоящих авангардистов! Из современных признаю только Шостаковича.

Кшиштоф Пендерецкий, Ян Латам-Кениг

-Раньше всё-таки культурные связи были более развитые, и к нам чаще приезжали польские творцы. Сейчас возник вакуум, связанный, скорее, с охлаждением отношений между нашими странами на государственном уровне. Как с этим бороться, ведь так не должно быть?

-Именно потому я и хотел приехать сюда с моим произведением. То, что наши отношения сейчас находятся в затруднительном положении –  не наша вина, виновато в этом правительство, которое, собственно, и не является нашим правительством. Это правительство, которое пришло к власти, правда, поддерживаемое большинством. Но это как раз не тот слой населения, который хочет иметь отношения с Россией. А я – я всегда сюда приезжал, в разные времена, и мне здесь нравилось. Вот сейчас я очень радуюсь, что за такое короткое время в театре удалось подготовить столь сложное произведение. И я буду продолжать приезжать в Россию, даже если меня не будут приглашать. Но меня приглашают.

-Поделитесь своими планами – чем Вы сейчас воодушевлены, что пишете?

-Я не работаю над одним произведением, пишу сразу несколько. Я бы, наверно, тогда с ума сошёл от скуки: сидеть целый день над одной партитурой – не для меня. До обеда пишу одно, после обеда – другое. На следующий день пишу уже что-то иное, например, струнный квартет. Да, кстати, в планах у меня именно струнный квартет, а также концерт для арфы. Для композитора, который никогда в жизни не играл на арфе, это трудно – совершенно другая техника. Для Венской государственной оперы пишу «Федру». Есть ещё несколько заказов. Пока я могу, и у меня есть силы и желание – буду писать. Силы – это не самое главное, кстати. Важно, чтобы возникало желание что-то сделать. Создать произведение, которое бы превзошло все существующие. На самом деле, у меня столько заказов, что я могу позволить себе выбирать то, что мне нравится. По крайней мере, двадцать заказов точно есть. Но я чувствую, что не напишу уже всего – это невозможно.

Ирина Шымчак

Фото автора и Даниила Кочеткова

 

16.03.2020



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей