В Красноярске поставили забытую оперу забытого композитора: «Кавказский пленник» Цезаря Кюи вернулся в отечественный  репертуар спустя сто лет. Премьеру прошлого сезона теперь увидела и Москва – показом на сцене Детского музыкального театра имени Наталии Сац завершился Второй фестиваль музыкальных театров России «Видеть музыку».

Из пятерки композиторов, именуемой «Могучей кучкой», Цезарь Кюи – самый невостребованный. Профессор фортификации и едкий музыкальный критик, старший из кучкистов и проживший самую долгую жизнь (он умер в голодном революционном Петрограде в 1918-м) сегодня он известен лишь парой романсов, а больше – упоминаниями в словарях и энциклопедиях рядом с соратниками-титанами. Из его солидного оперного наследия в репертуаре отечественных театров нет-нет, да промелькнет что-то из написанного для детей (чаще других – «Кот в сапогах»), а из больших полотен не задержалось, увы, ничего. Очень редко, как правило, к какому-нибудь пушкинскому юбилею и в довесок к другим «Маленьким трагедиям» вспоминают о его «Пире во время чумы». И таковая ситуация наблюдается почти все столетие, прошедшее с момента ухода композитора из жизни.

Справедлив ли приговор истории? Оспорить его попытались в Красноярском театре оперы и балета, обратившись к большой опере Кюи по Пушкину – «Кавказскому пленнику». При жизни автора его первый опус шел на сценах Москвы и Петербурга, Киева и Харькова, имел даже одну зарубежную постановку (в бельгийском Льеже), пользовался умеренным, но все же  успехом у публики.

Роскошные горы Кавказа на заднике и на суперзанавесе (художник Анна Контек), колоритные лезгинки, врывающиеся на сцену в различных картинах оперы (хореограф Сергей Бобров), пиршество для глаз от аутентичных кавказских костюмов  – спектакль красноярцев делает попытку представить забытую оперу во всей ее первозданной привлекательности. Подход, не вызывающий вопросов: для того, чтобы интерпретировать произведение, его осмыслить и может быть переосмыслить, дать в перспективе оригинальную концепцию, его не плохо было бы для начала просто узнать – распробовать, раскушать, понять. В предлагаемые обстоятельства абсолютно традиционной рамы эстонский режиссер Неэме Кунингас, ныне главный в Красноярском оперном, мастерски вписывает мизансцены, делает профессиональные разводки, выстраивает драматургию отношений героев, следуя за партитурой – тут ни к чему не придерешься. Спектакль убеждает своей добротностью и визуальной притягательностью. Некоторое интерпретационное вмешательство в текст все же имело место: петербургский маэстро Владимир Рылов вместе с автором концепции и худруком театра Сергеем Бобровым сделали редакцию либретто, привнеся в пушкинский сюжет мотивы богатой русской кавказианы – от Лермонтова и Толстого. Ход тоже, в общем-то, уместный. В том числе и за счет этого, несмотря на свой «историзм», спектакль оказывается актуальным – как актуальна до сих пор, спустя столетия тема Кавказа: тема любви и ненависти, дружбы и войн, соседства и поиска компромисса, сложных, но очень близких отношений русских и горцев.

Ну а что же Кюи? Грамотно скроенная драматургия оперы (хотя в полной мере ее оценить невозможно из-за весьма существенной перекройки оперы авторами спектакля), перемежающая лирические и драматические сцены с колоритными хореографическими зарисовками, приятные мелодии и нераздражающие, а чаще ласкающие слух гармонии, красивые арии и ладно написанные развернутые ансамбли – петь и слушать это весьма комфортно. Одно но: стойкое ощущение, что встречался ты с этим уже не единожды. При чем, на удивление, музыка навевает воспоминания вовсе даже не об опусах товарищей-единомышленников по «Кучке», а скорее о творчестве композиторов из «конкурирующей фирмы» - Чайковского или даже Рубинштейна. Печать вторичности и отсутствие ярко выраженной индивидуальности вопиющи в этой среднестатистической опере точно 19 века (ошибиться невозможно), а вот сказать какого именно композитора – не зная наверняка, угадать будет очень сложно.

Тем не менее, данное обстоятельство ни в коей мере не умаляет смелости шага красноярцев. В конце концов, сегодня из небытия достается столько давно отсеянных историей опер (один барочный бум чего стоит), которым, что называется, грош цена в базарный день, что невольно напрашивается риторический вопрос – ну а почему бы, собственно, и не Кюи? Все-таки наша национальная оперная школа, Пушкин опять же, классика, да и тематика – животрепещущая.

Дивиденды «Пленника» здорово повысило качественное исполнение, которое обеспечил театр, за что ему честь и хвала. Это отлично поставленные и исполненные танцы, это очень крепкий оркестр и достойный хор (хормейстер Дмитрий Ходош), это, наконец, квартет молодых солистов, в целом поющий хорошо, хотя и не без замечаний. В Москве он звучал увереннее, чем на премьере в Красноярске, особенно ко второй половине оперы, – сказалась, видимо, прокатная практика спектакля, который теперь уже впет и ему не помешало даже испытание гастролями за тридевять земель на чужой сцене. Лидером вновь оказался Александр Михалев (Абубекер) с баритоном удивительной красоты, ровности, экспрессии и небывалой в опере четкости дикции. Густое сопрано, почти меццо по тембральному колориту, Ксения Хованова (Фатима) тем не менее, уверенно справлялась с высотами партии. Лирическому меццо Дарье Рябинко практически контральтовая партия Марьям, наперсницы главной героини, низковата – она написана еще в старых канонах, когда под русскими меццо понимались голоса огромные, сочные, драматические, но все же Рябинко спела ее качественно и выразительно. Титульную партию русского пленного офицера когда-то певал великий Собинов: одолеть плотную оркестровую фактуру лирический тенор может только за счет полетности, звонкости голоса, чего Сергею Осовину на московских гастролях вполне удалось достичь.

Александр МАТУСЕВИЧ

Фото предоставлены Детским музыкальным театром

имени Наталии Сац