• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости



Звезда Рудольфа Нуриева

Рудольф Нуриев. Фото Павла Маркина/ТАСС
 Фото Павла Маркина/ИТАР-ТАСС/Интерпресс/17/11/1989

17 марта 2018 года исполняется 80 лет со дня рождения Рудольфа Нуриева.

Имя этого знаменитого танцовщика окутано легендой. Все, что связано с его личностью, интригует и завораживает. Так было всегда с того самого момента, когда в далеком 1961 году во время гастролей Ленинградского балета в Париже Нуриев, по его собственному выражению, совершил свой легендарный «прыжок в свободу», оставшись за рубежом и сделавшись человеком мира.

Таковым он был, впрочем, с самого момента своего рождения 17 марта 1938 года «в поезде, проходившем вблизи Иркутска. СССР». Это слова из книги рекордов Гиннесса, в которой зафиксировано наибольшее - 89! - число вызовов на сцену Рудольфа Хаметовича Нуриева и Марго Фонтейн после представления «Лебединого озера» в Венской государственной опере в октябре 1964 года - спустя всего три года после того, как артист покинул СССР.

О Нуриеве, мировой звезде, кумире миллионов, у нас в стране долгие годы практически ничего не было известно. Существовал заговор молчания, который касался всех тех, кто позволил себе сделать собственный выбор. Даже в советской балетной энциклопедии о Нуриеве - ни слова. Между тем искусство великого артиста, божественного танцовщика прославляло именно русскую балетную школу, воспитанником и продолжателем традиций которой он являлся на протяжении всей своей жизни.

С самого детства Нуриев не ощущал особой благостности и покоя. Ему все, и даже сам по себе приход в профессию, давалось через преодоление.

Известно, что, покинув Россию, Нуриев никогда не говорил о ней, более того, подчеркивал, что его не интересует ничего, что связано с нею. Кто знает, не было ли это защитной оболочкой, маской, нежеланием впустить кого-либо в тайники своего сердца.

Только спустя двадцать шесть лет, в декабре 1987 года, Нуриеву было впервые разрешено на один день приехать в город его детства и юности Уфу попрощаться с умирающей матерью. Затем в 1989 он танцевал на сцене Мариинского театра в Ленинграде в балете «Сильфида», а в мае 1992, будучи уже смертельно больным, дирижировал в Казани «Щелкунчиком».

Рудольф Нуреев и Жанна Аюпова. "Сильфида" на музыку Х.Левенскьолда. Фото Юрия Белинского /Фотохроника ТАСС

Рудольф Нуреев и Жанна Аюпова. "Сильфида" на музыку Х.Левенскьолда. Фото Юрия Белинского /Фотохроника ТАСС

Сегодня о Нуриеве уже можно прочитать многое, но никакие публикации не заменят пусть косвенного прикосновения к личности великого танцовщика. Об этом я и хочу рассказать.

Уфа, 1995 год

В тот год в столице Башкирии состоялся очередной Международный конкурс вокалистов имени Глинки, на котором мне довелось побывать. Конкурс проходил в помещении оперного театра, и в первый же день на его здании мое внимание привлек большой, со вкусом выполненный барельеф: фигура артиста, которого не узнать невозможно, и слова: «На этой сцене в 1953-1955 г.г. начинал свой блистательный путь выдающийся танцовщик ХХ века Рудольф Нуриев».

Именно в Уфе, в театре оперы и балета, Нуриев впервые соприкоснулся с балетным искусством. На сцену этого театра пятнадцатилетним юношей он впервые вышел в качестве артиста кордебалета. В те годы он был обыкновенным, внешне ничем не примечательным мальчуганом. Это особенно остро я почувствовал, разглядывая бережно воссоздающие детские и юношеские годы Нуриева экспонаты, представленные в мемориальном разделе театрального музея.

Здесь много старых любительских фотографий. Вот, например, трое парней, среди которых Рудик на фоне обычного деревянного забора. Вот семейное фото: Рудик со своими родителями и сестрами. А стоит перевести взгляд чуть в сторону - видишь роскошных, парящих в воздухе героев Нуриева-танцовщика. Но это уже совсем из другого времени, из другой его жизни.

В витринах личные вещи Нуриева - самые обычные, подобные которым есть в каждой семье. Как замечательно, что его родные сохранили ставшие ныне реликвиями альбом - награду, врученную Нуриеву за лучшее исполнение танца на смотре художественной самодеятельности Ждановского района Уфы в мае 1948 года, аттестат Ленинградского хореографического училища, где по специальностям классический танец, дуэт, народный и характерный танец, история балета - одни пятерки.

Подчеркнуто небрежно - по-артистически - сложенный шарф Нуриева, его дорожная сумка. Первое в жизни артиста пианино фирмы «Беккер», купленное Нуриевым во время его первой гастрольной поездки в Германию в 1960 году. В 1980 году инструмент перевезли в Уфу на квартиру матери из Ленинграда, где до этого жила одна из сестер Нуриева, затем его передали музею театра.

А вот снимок, сделанный на собственном острове Нуриева Ла Галли: да, он был фантастически богат и не скрывал этого.

И, наконец, коробочка с землей с могилы Нуриева на парижском кладбище Сен Женевьев де Боа.

Для многих жителей Уфы тех лет, не говоря уже о театральных людях старшего поколения, Рудольф Нуриев по-прежнему оставался Рудиком. Многие его хорошо помнили по тем давним годам. Во время пребывания в Уфе в 1987 году у Нуриева, очевидно, всколыхнулось немало воспоминаний. Свидетельство этого - фотографии: Нуреев у входа в театр, у деревянного дома, где он родился (Фото Виктора Вонога /Фотохроника ТАСС).

Нуреев  у деревянного дома, где он родился (Фото Виктора Вонога /Фотохроника ТАСС).Нуреев у входа в театр (Фото Виктора Вонога /Фотохроника ТАСС).Впрочем, в те дни 1987 года не все было так уж просто. Спустя много лет солист санкт-петербургской балетной труппы Бориса Эйфмана Альберт Галичанин, работавший в 1990-е годы в Башкирском оперном театре, рассказал мне, что накануне приезда Нуриева в Уфу всем артистам балета недвусмысленно намекнули: общаться с ним нежелательно, и поэтому театр встретил гостя фактически пустым.

Мне удалось встретиться и поговорить с родной сестрой Нуриева Розой Хаметовной Нуриевой-Евграфовой. Она никогда не имела ничего общего с театром: ее специальность техник-электрик, и в то время она была уже на пенсии. Роза Хаметовна передала музею театра много личных вещей брата. Ей не довелось видеть Рудольфа на сцене во время поездки к нему в Париж - в те дни он не танцевал. Зато она побывала в Санкт-Петербурге на «Сильфиде» и в Казани на «Щелкунчике». К тому времени старшая сестра Розы уже давно жила в Париже, сама же она тогда не собиралась расставаться с Уфой. Впрочем, через несколько лет она изменила свое решение и сейчас тоже живет за рубежом.

А теперь фрагмент из выставленной на одном из стендов автобиографии Нуриева. Ее перевод с разрешения Розы Нуриевой был сделан по экземпляру, находящемуся в частном архиве. Этот перевод, быть может, не идеален, грешит стилистическими шероховатостями, которых нет в первоисточнике, но пусть уж все остается так, как есть.

«В новогодние дни первого года моей учебы в школе (канун 1945 года - В.И.) я впервые увидел настоящий балет. До сегодняшнего дня очень живо помню, как был тогда ослеплен, зачарован и взволновал всем, что увидел.

В этом новогоднем спектакле национальной уфимской оперы выступала своя национальная балерина Насретдинова, которую и теперь, в зрелом возрасте, я считаю прекрасной артисткой. Она танцевала башкирский балет «Журавлиная песня» - на мой детский взгляд, очень драматичный и поэтичный.

Наша уфимская опера в те дни была особенно блестящей. По моему мнению, ее балетная труппа была такой же хорошей, как, скажем, труппа маркиза Де Куэваса (известный меценат и балетоман, сумевший создать одну из лучших балетных трупп Западной Европы - В.И.).

Моя первая встреча с балетом, которому суждено было заполнить всю мою жизнь, прошла необычным порядком. Это была любовь с первого взгляда, но началась она со «взлома». Мама купила один-единственный билет на всю семью, но решила как-нибудь провести нас всех: трех сестер и меня. Уже при входе мы увидели громадную толпу. Это было как раз в конце войны. Врожденная любовь русских людей к музыке и балету стала за эти годы еще сильнее: каждый надеялся хоть на время уйти от кошмара повседневной жизни.

Толпа перед театром все увеличивалась. Она так давила на большую дверь театра, что та вдруг широко раскрылась, и нас буквально затолкали внутрь. Вот так в общем хаосе все пять Нуриевых оказались в театре по одному билету.

Я никогда не забуду детали этого спектакля. Сам театр, мягкий, красивый свет хрустальных люстр, небольшие фонари, горевшие повсюду, цветные стекла, бархат, золото… - совсем другой мир, место, которое, на мой взгляд, можно увидеть только в прекрасной фантастической сказке. Это первое посещение театра оставило впечатление необычного. Что-то зажглось во мне - что-то особенное, очень личное. Что-то случилось со мной: меня унесло далеко от жалкого мира, в котором я жил, прямо на небеса.

В тот самый момент, когда я вошел в это волшебное место, мне показалось, что я действительно покинул реальный мир и родился вновь где-то далеко от всего того, что я знал, во сне, который разыгрывался для меня одного. Я не мог произнести ни единого слова…

Даже и сегодня ощущаю такое же волшебство, когда вхожу в прекрасные здания театров. Голубой с серебром Кировский театр, красный с золотом театр Парижской оперы - они вызывают у меня наибольший восторг.

С того самого незабываемого дня, когда я узнал такое всепоглощающее возбуждение, я не мог думать уже ни о чем другом. Я стал одержимым. Этим самым днем могу с полной достоверностью обозначить мое непоколебимое решение стать балетным танцовщиком.

В этот вечер, наблюдая за танцовщиками, восхищаясь их неземной способностью преодолевать законы равновесия и земного притяжения, я почувствовал свое призвание. Мною овладела абсолютная убежденность в том, что я рожден танцевать…».

Казань, 2002 год

С Казанью Рудольф Нуриев фактически ничем не был связан, разве что своими корнями - по национальности он татарин. Тем не менее именно в Казани проходит Международный балетный фестиваль его имени. Интересна сама по себе история обретения этим фестивалем в 1992 году имени Нуриева. Об этом мне рассказал художественный руководитель казанской балетной труппы Владимир Яковлев на ХVI фестивале, который проходил в мае 2002 года.

Узнав в 1989 году, что в Мариинском театре ожидается единственное выступление Нуриева, директор казанской оперы Рауфаль Мухаметзянов и Владимир Яковлев решили во что бы то ни стало встретиться с выдающимся артистом и попытаться пригласить его в Казань. Задача была не из легких, но помогла дипломатическая тонкость: за кулисами Нуриев неожиданно услышал татарский язык - именно так обратился к нему Мухаметзянов. Между ними мгновенно установился человеческий контакт. И вот уже получено принципиальное согласие Нуриева приехать в Казань. Когда впоследствии его спросили, почему он уступил именно этой просьбе, последовал ответ: «Господин Мухаметзянов сразил меня предложением выступить на казанской сцене в любое удобное для меня время и в любом амплуа. Я почувствовал, что этому человеку можно довериться».

Но от этого эпизода до приезда Нуриева в Казань прошло без малого три года. Организовать приезд помогли первая партнерша Нуриева по Мариискому театру Нинель Кургапкина и дирижер Владимир Вайс.

Несколько дней, проведенных Нуриевым в Казани, - это не только репетиции и знаменательный спектакль «Щелкунчик», когда за пультом стоял он сам, а партию Маши исполняла солистка Большого театра Анна Павлова. Были и поездки по городу - Нуриев отметил тогда, что Казань - богатый город, и дружеские встречи в непринужденной обстановке, и снимки на память. Нуриев запросто говорил о своей жизни. Так, его не на шутку беспокоило, как защитить собственный остров от постоянных пришельцев, которые своими вторжениями нарушали священное право личной собственности…

Именно в эти дни Нуриев дал согласие на то, чтобы казанский балетный фестиваль носил его имя. Обсуждались и планы дальнейшего сотрудничества. Но им, к сожалению, не суждено было сбыться. «Божественный танцовщик», «сказочный принц» ушел из жизни 6 января 1993 года в Париже. Ему было 54 года…

Во время балетных фестивалей в Большом фойе Казанского театра оперы и балета разворачивается выставка, рассказывающая о творчестве Нуриева. На ней можно увидеть и фотосвидетельства пребывания артиста в Казани.

А вот еще одно памятное для меня событие, связанное с именем Рудольфа Нуриева. Имею в виду рассказ, который мне довелось услышать непосредственно из уст одного из самых известных деятелей мирового хореографического искусства французского балетмейстера Пьера Лакота, лично познакомиться с которым мне посчастливилось в Ленинграде на конкурсе «Майя-98», где он был членом жюри.

Итак, слово Пьеру Лакоту.

«Тогда именно я помог Нуриеву...»

- С Рудольфом Нуриевым судьба свела меня в 1961 году в один из самых драматических моментов его жизни. В той ситуации мне довелось сыграть определенную роль. Я получил приглашение на премьеру Кировского балета, приехавшего в Париж на гастроли.

Перед началом гастролей в танцевальном фойе театра за сценой был небольшой прием. С одной стороны сидели русские, с другой французы. Были все танцовщики моего поколения.

Мне показали одного из гостей - танцовщика с короткими волосами в галстуке, совсем не похожего на русского. Это был Нуриев. Он очень странно смотрел на нас, затем подошел и начал говорить по-английски. Он сказал, что вечером ему бы хотелось пойти вместе с нами, но он не имеет права. «Чем мы рискуем?» - подумал я и попросил разрешения у Константина Сергеева и Натальи Дудинской, сказав, что все мы - одна семья и никаких опасений быть не может. В ответ прозвучал отказ, но я был настойчив, и тогда мне сказали, что с Нуриевым должен пойти его товарищ Юрий Соловьев.

Гуляя по парижским улицам, Рудольф жадно расспрашивал нас обо всем, что попадалось на пути. То же повторилось на следующий вечер. Нуриев хотел посетить Лувр, Версаль, посмотреть фильм «Вестсайдская история». Он хотел видеть все. В свою очередь он пригласил нас посмотреть его класс перед «Спящей красавицей», в которой он не был занят.

Увидев Нуриева в классе, я понял, что это нечто совершенно исключительное. В нем было все: сила, энергия, воля, внутренний напор, темп. На его вопрос, что я думаю, сказал: «Если вы, Рудольф, станцуете так, будет триумф». И он ответил: «Да, это будет триумф». Он танцевал в «Баядерке», и публика буквально сходила с ума.

Мы продолжали встречаться. Однажды Рудольф сообщил, что это последняя встреча: ему больше не разрешают со мной видеться. И все же он продолжал приходить, хотя это было очень опасно. За нами неотступно следовали шпионы: мы их прекрасно видели. Рудольф не танцевал в «Жизели», и я обещал специально прилететь с друзьями на его спектакль в Лондон, куда из Парижа направлялась труппа Кировского театра.

Перед отъездом ленинградцев я договорился приехать в аэропорт проститься. Сергеев (художественный руководитель Кировского балета – В.И.) пригласил меня в общую компанию. Мы уже пожелали друг другу скорой встречи в Лондоне, но в этот момент я увидел, что Сергеев отозвал Нуриева и что-то ему сказал. Рудольф стал белым как мел и буквально упал на колонну. Он тут же подошел ко мне и угрюмо произнес: «Случилось ужасное. Мне нужно помочь: меня наказывают, и я не полечу в Лондон. Меня отправляют в Москву».

Я обратился к Сергееву, заявив, что готов взять на себя всю ответственность за наши встречи. Но меня «успокоили»: дело, оказывается, в том, что у Нуриева очень больна мать, и именно это является причиной его спешного возвращения домой.

«Неправда», - сказал мне Рудольф, сжал в руке что-то острое и добавил, что если я ему не помогу, он убьет себя: возвращение в Россию - это конец его карьеры. «Что я могу сделать?» - «Помешай им отправить меня в транзитную зону, не уходи, делай что хочешь, но только помоги мне».

Я остался, хотя это уже начало вызывать недоумение окружающих. Посмотрел на часы: оставалось всего три четверти часа. Ситуация казалась безвыходной, но именно в тот момент увидел в толпе глаза и понял, что этот человек может помочь. Мы не обменялись ни единым словом. Я написал на клочке бумаги телефон и ногой пододвинул бумагу к нему. Он набирал номер снова и снова, но абонент был занят. Наконец дозвонился.

Меня уже недвусмысленно отправляли, убеждая, что все равно невозможно ничего сделать. Но я прекрасно понимал, что уходить нельзя: Рудольфа немедленно препроводят в зону транзита, где он больше не будет находиться на французской территории, и все будет кончено.

Наконец подъехала вызванная мною наша общая приятельница Клара. Я сказал ей, что нужно срочно разыскать полицию. Говорил непринужденно, непрерывно всем улыбаясь, но это было ужасное лицемерие. Клара выяснила, что единственная возможность для Рудольфа - подойти к полицейскому и по-английски сказать: «Я хочу быть свободным».

Нуриев был плотно окружен со всех сторон, и вырваться было невозможно. Меня снова попросили уйти, сославшись на то, что Нуриев очень нервничает и его нужно немедленно отправить в транзитную зону. Никто ни о чем не догадывался, просто хотели избежать эксцесса.

Нуриев был действительно не в себе. Я подошел к нему, сказал: «До свидания» - и кивнул в сторону Клары: «Сделай вид, что прощаешься с ней, а рядом - полицейский в штатском». Он спросил, достаточно ли той заветной фразы. Я подтвердил: это единственное, что можно сделать.

Мы поцеловались, и я сказал ему: иди. Он рванулся к полицейскому. За ним бросились, чуть было не завязалась драка, но полицейские объяснили, что это французская территория.

Вот так все это произошло. Потом был страшный скандал...

Валерий ИВАНОВ


← события

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей