• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


04.10.2014

ГОСТЬ НОМЕРА: ВЛАДИМИР МАТОРИН

Владимир Маторин

Владимир Маторин: 

«Петь я любил с детства…»

Эта  беседа со знаменитым басом солистом Большого театра России народным артистом России Владимиром Маториным записана на излете нынешнего лета на черноморском побережье в ялтинском Доме творчества «Актер».

Сама по себе обстановка курорта на земле вновь обретенной нашей страной исконно российского Крымского полуострова настраивала на лирический лад, может быть, не вполне способствуя стройной логике диалога, но пробуждая у моего собеседника массу ассоциаций, в том числе и непосредственно связанных с творчеством.

В те дни совсем рядом, на востоке Украины, гремели разрывы снарядов, и это тоже не могло не сказаться на настроении артиста, который вот уже много лет выходит на сцену в образе царя Бориса – человека, в течение нескольких лет определявшего судьбу великой державы. Меняются времена, но от мудрости руководителей страны по-прежнему зависят судьбы простых людей, в том числе и тех, кто силой своего таланта пытается проникнуть в психологию правителей прошлого.

С этого и началась наша почти двухчасовая беседа, которая подарила немало откровений артиста, приоткрыла его богатый внутренний мир.

- Какой же интеллектуальный и эмоциональный пласт должен взрастить в себе артист, чтобы психологически убедительно и по возможности достоверно сыграть на сцене того же Бориса Годунова.

- Относительно внешнего сходства никаких проблем нет: в Большом театре гримеры высочайшего класса. Что же касается внутреннего «пласта», то с годами здесь у меня многое изменилось. Когда еще студентом делал куски из «Бориса Годунова», чувствовал себя обличителем, потому что считал: только бандит мог так высоко забраться. Ведь дело в том, что Борис по существу создал себя сам, опираясь на друзей и соратников. Однако с течением времени я поостыл и подумал, что, хотя и теперь, как и тогда, личность играет в истории определенную роль, но побеждает команда. В России только единицы - такие персоны, как, например, Петр Первый или Сталин, смогли единолично чуть-чуть «повернуть повозку». Но развернуть ее не дано никому. Так что Борис Годунов вряд ли отдавал приказ убрать маленького царевича Дмитрия, который к тому же как сын от седьмой жены Ивана Грозного по российским законам был никем и не мог  являться претендентом на престол. В крошечном Угличе, где все на виду, любой злоумышленник был бы тут же схвачен и допрошен. Так что сегодня Бориса трактую не так, как в молодые годы. Он был очень широким человеком. Построил колокольню Ивана Великого, делал огромные вложения в Лавру, где теперь покоится его прах. Кстати, первоначально Годунов был похоронен в Архангельском соборе - усыпальнице российских государей. Вот «крест» нашей страны. Пока у нас будут выкапывать кого бы то ни было из земли, порядка не будет.

- Кого вы считаете своими главными институтскими наставниками?

- Принимавшему экзамены Геннадию Геннадьевичу Адену я, по-видимому, не приглянулся, и он направил меня к своему ученику Сергею Яковенко. Ему я очень благодарен, но раскрыться по-настоящему смог, только перейдя к педагогу Евгению Васильевичу Иванову. У него был красивый бас. Не имея специального образования, Иванов служил во многих театрах, а в 1944 году его взяли в Большой театр. Конечно, шансов там у него практически не было, так как в это время в труппе были такие гиганты, как Рейзен, Пирогов и Михайлов. Но зато педагогом он стал прекрасным. Евгений Васильевич мне сразу многое показал, открыл верха, которые, слава богу, не закрываются до сих пор. Будучи басом, благодаря этому педагогу я в своей жизни спел даже то, на чем «умирают» баритоны. Например, Малатесту в «Франческе да Римини», Порги в «Порги и Бесс», где третий акт чрезвычайно труден для баритона, Галицкого в двух редакциях «Князя Игоря», Бориса Тимофеевича в «Катерине Измайловой». Да и партия Бориса Годунова, которая написана Мусоргским для баритона, не «конфетка».

- Как же складывалась ваша сценическая карьера?

- В 1974 году я окончил Гнесинский институт, и меня взяли в Музыкальный театр  имени Станиславского и Немировича-Данченко. К этому времени я уже был лауреатом международного конкурса вокалистов в Женеве, а в 1975 году возвратился из Ташкента лауреатом Всесоюзного конкурса вокалистов имени Глинки. Моей первой партией в театре был Зарецкий в «Евгении Онегине». Это был еще спектакль, поставленный Станиславским. В театр меня принимали главный дирижер Дмитрий Китаенко и главный режиссер Лев Михайлов, который мне сразу сказал: «Конечно, вас будут звать в Большой театр. Но мы с вами договоримся: как только ваша рука прикоснется к дверной ручке Большого театра - а мы об этом тут же узнаем, вы перестанете у нас работать». Что говорить, соблазн попасть в Большой театр тогда был очень велик. Там и зарплаты были другие: у «первачей» 550 рублей при наших 250 рублях. После Конкурса Глинки мне позвонили от Ирины Константиновны Архиповой, которая, оказывается, рекомендовала меня в Большой театр. Но я крепко зарубил себе на носу условия нашего «договора» с Михайловым. Вообще говоря, мне повезло: меня приняли в театр, когда там было царство басов. И в партии Бориса Годунова я впервые вышел в 1989 году именно на сцене Музыкального театра. Но признаюсь откровенно: я сразу принял решение подготовить в первую партии в операх, которые шли в Большой театре. И это мне в конечном счете помогло.

 - Когда вы, наконец, переступили заветный порог Большого театра?

- Это произошло только в 1991 году. А годом раньше произошло такое событие: на моем сольном концерте в Музыкальном театре появился Евгений Светланов, который в это время в Большом театре с режиссером Романом Тихомировым занимался «Сказанием о граде Китеже и деве Февронии». Они позвали меня на партию князя Юрия, которую в этом спектакле я спел дважды. Затем то же повторилось и с партией Додона в «Золотом петушке».

- Как вам живется в непростом коллективе Большого театра?

- В труппе ощущаю к себе доброжелательное, уважительное отношение. Но в последнее время как артист, исполняющий партию Бориса Годунова, да и просто как размышляющий человек думаю, что наше поколение постепенно «выживают». Конечно, к 60 годам певцы уже и хуже звучат, и чаще болеют, и, главное, имеют собственное мнение, которое никого не интересует. Но мое самое большое счастье в том, что мои учителя внушили мне мысль о том, что у басов особенная судьба: все наши роли, кроме Мефистофеля, которому тысяча лет, -  возрастные. Это солидные люди, как, например, мой Гремин, которого пою с 25 до 65 лет. И это не противоречит Пушкину, у которого Гремин – толстый седой генерал.

- Как вы относитесь к современной оперной режиссуре?

- Современная режиссура – это, как правило, обыкновенное штукарство. Благодаря компьютеру можно нарисовать все, что тебе приснилось, а то, что ты работаешь с живыми людьми, которым нужно брать трудные ноты, нынешних режиссеров не волнует. До «Руслана», которого Дмитрий Черняков поставил у нас в Большом театре, я так и не дошел: был занят другими делами. Но его «Онегин» произвел на меня сильное впечатление. Весь спектакль смотрел с открытым ртом. Поставлено гениально: какова, например, сцена, когда весь хор сидит за столом и при этом у каждого артиста своя конкретная задача. В спектакле много «понтов», но все выстроено четко и логично. Вот только назвать все это нужно было «скетчем по мотивам Пушкина и Чайковского». Наверное, при Дмитрии Чернякове должен быть такой помощник режиссера, как Маторин, который при необходимости сдерживал бы его, давая палкой по башке? Признаюсь, внутренне намучился с «Золотым петушком» режиссера Серебренникова – этот спектакль новое руководство театра сейчас снимает с репертуара. Условием моего участия в спектакле было сбрить бороду. Тогда, мол, буду похож на Берлускони. Но по характеру мой Додон скорее брежневского образца. В общем, это некий усредненный образ вождя. К сожалению, Серебренников плохо знаком с музыкой и у него порой странный ход мыслей: на сцене собаки, снайперы. Придурок Додон в маршальской форме танцует на гробах своих сыновей, а сопровождающие его генералы раздеваются до кальсон. И все это раззвонили как открытие.

- В последний раз на сцене я видел вас в любимовской постановке «Князя Игоря»..

- Юрий Петрович Любимов – совершенно очаровательный человек, но с моим Галицким он сделал чудо. Так, в прологе, где и так мало пения, у Галицкого осталась только одна фраза. Из оперы убран самый красивый номер – ария Кончака, зато открыта никогда не исполняемая слабенькая ария Игоря. Дело в том, что драматические режиссеры не понимают самое главное: слово, преломленное через музыку композитора, обретает иные смыслы. Они же ставят оперу по либретто, которое на музыке предстает порой совершенно в другом свете.

- У вас, Владимир Анатольевич, есть еще одна творческая ипостась, связанная с исполнением духовной музыки.

- Двадцать лет назад, в сорокадвухлетнем возрасте, когда закрыли мою компартию, я принял крещение. И должен признаться: сразу пошла «козырная карта», меня приняли в Большой театр. С 1988 года пою церковные программы. Вспоминаю, как впервые в жизни попал на проходивший в Колонном зале концерт православной музыки, посвященный тысячелетию крещения Руси. Эта музыка меня потрясла. Вскоре с хором Общества по охране памятников архитектуры мы подготовили программу из духовных произведений. Для страховки, помнится, сбегал в райком, объяснив, что поют же в концертах произведения типа Ave Maria. И произошло чудо: мне разрешили выступать с такими программами. Они имели огромный успех, приходилось бисировать почти все номера. Последние годы каждый ноябрь пою концерты в честь Казанской божьей матери в Успенском соборе Новодевичьего монастыря. Очередной концерт – 24 ноября.

- И в заключение несколько слов о вашей жене, которая тоже является музыкантом.

 - Светлана Сергеевна Маторина – пианистка, педагог. Это мой верный спутник в жизни и в творчестве. Она – доброжелательный, но строгий критик, постоянно контролирует и корректирует мое исполнение из зала, оценивает, как звучит голос, тот ли эмоциональный посыл. А это очень непростая миссия: если артиста постоянно хвалить, он неизбежно деградирует, ну а если ругать, то не исключено, что у него может появиться другая жена. Важно то, что мне до сих пор хочется ей понравиться.

Валерий ИВАНОВ,

лауреат Губернской премии

в области культуры и искусства

и премии Фонда Ирины Архиповой

Фото Александра ОРЕШИНА

 

 

04.10.2014



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей