Динара Алиева:

«Люблю, когда на сцене — живое действие…»

Ею хочется без конца любоваться, её хочется бесконечно слушать, с ней очень легко общаться — это такой сияющий, улыбчивый и цельный собеседник… Знакомьтесь: гость июньского «Музыкального Клондайка» — сопрано Динара Алиева. Не случайно, наверное, мы общались с Динарой в первый день лета, перед концертом «Чайковский-гала» с её участием, состоявшимся 1 июня в Большом зале консерватории. Она и сама такая, как летний день: солнечная, искренняя, нежная.

— Динара, поводом нашей встречи стал концерт, посвящённый Петру Ильичу Чайковскому, в котором вы принимаете активное участие. Не хочу быть банальной, но в жизни каждого музыканта этот композитор имеет особое значение. Когда в вашу жизнь вошла музыка Пётра Ильича?

— Я бы хотела начать с того, что мой первый сольный концерт, который состоялся в 2005 году в Большом зале консерватории, тоже не обошёлся без репертуара Петра Ильича Чайковского. Это титаническая личность, величайший композитор, который создал шедевры, вошедшие в  сокровищницу мировой культуры. Я счастлива, что мой голос позволяет петь такие гениальные произведения, как «Евгений Онегин», «Иоланта», «Чародейка». Но, конечно, отдельно взятый голос — так же, как и в итальянской опере, — не может охватить весь репертуар Чайковского, и драматические партии — такие, как Лиза в «Пиковой даме», ещё впереди. Да, на сегодняшний день я могу это исполнить, например, для записи на диске. Мы записали замечательный альбом с Константином Орбеляном, оркестром Каунасской филармонии и знаменитым латвийским драматическим тенором Александром Антоненко. Туда входит также заключительная сцена Германа и Лизы. Для записи на диске и в концертах я себе это позволяю. Но сделать полную партию, с которой можно выйти на сцену, я пока ещё не готова, потому что голос должен до этого «дорасти».

— А на вас лично какое влияние оказал Пётр Ильич?

— Я считаю, что Чайковский – один из немногих, кто смог в своей музыке передать величие  духа русской культуры и её самобытность. Я была поражена, когда впервые услышала сцену письма из «Евгения Онегина» и вообще всю оперу. Сколько чувств вложено в эту сцену композитором! Это же потрясающе… И мне всегда хотелось её исполнить.

— Помните, когда и где вы её в первый раз исполнили?

— Помню, конечно. Это был мой выпускной экзамен в Бакинской консерватории, и как раз заключительная сцена с Онегиным. Я была тогда ещё совсем юная. С тех пор я влюблена в эту музыку. На протяжении всей моей учёбы я не раз обращалась к камерным произведениям Чайковского. Все его романсы, которые мне по голосу, я безумно люблю исполнять.  Я считаю, что они настолько эмоциональны, что слёзы на глаза наворачиваются. Вот, например, романс «Я ли в поле да не травушка была» — вроде стишочек, всё должно быть легко, а на самом деле — глубокие чувства разбитой судьбы женщины.

— Да, они обманчивы в исполнении: на первый взгляд кажется, что так просто, но нужно быть высочайшим мастером, чтобы передать всю глубину человеческих страстей и эмоций. В следующем сезоне будете петь романсы Чайковского?

— У меня уже был сольный концерт, из двух отделений, с романсами Чайковского и Рахманинова, он записан на DVD и скоро будет выпущен. А, вообще, я, конечно, очень надеюсь на то, что этот концерт будет. Пока не могу назвать конкретных дат. Скоро стартует мой фестиваль. В следующем сезоне в рамках этого фестиваля (не в этом, в этом  уже составлена программа по дням) обязательно будут включены и романсы Петра Ильича Чайковского.

— Подробнее расскажите, пожалуйста, об этом фестивале.

— Это Международный музыкальный фестиваль «Опера Арт». Пока он начинается только в Москве, но в планах у нас его проведение также в Баку, Санкт-Петербурге, Праге, Будапеште, Берлине и в Афинах.

— Вы сами организуете?

— Да. Может быть, многие скажут, что я стала заниматься фестивалем достаточно рано. Но дело в том, что с чего-то всегда надо начинать. Мы все знаем, что у моих коллег – Хиблы Герзмавы, Дениса Мацуева, Василия Ладюка – есть свои фестивали. Я считаю, что это очень правильно – создать возможность обмениваться творческим опытом, артистами, приглашать солистов со стороны.

— Оперный фестиваль – это замечательно. Чем больше оперы, тем лучше. «Опера Арт» будет состоять из нескольких концертов в течение года?

— Да, фестиваль начнётся 4 октября концертным исполнением оперы Чайковского «Иоланта» в Большом зале консерватории. Сейчас не смогу точно назвать всех солистов, но знаю, что задействованы Алексей Неклюдов, Василий Ладюк, дирижёр Василий Петренко. В октябре ещё запланированы несколько концертов, в том числе и концерт, посвященный дню рождения Джузеппе Верди. С Чарльзом Кастроново мы планируем сделать концерт из сарсуэл, затем – пуччиниевский гала с Даниэлем Ореном.

— Динара, давайте вернёмся в детство. Когда вы поняли, что не можете не петь?

—  У меня такое ощущение, что я пела с детства! Есть запись, где мне два года, которая сохранилась до сих пор, это кассета, которую, увы, уже невозможно слушать (техника сейчас на другом уровне). Запись сделал мой брат, и я там пою песни из мультиков, ещё даже без слов. Пение меня сопровождало на протяжении всей моей жизни, и потом это перешло в творчество, но, конечно же, я изначально занималась по классу фортепиано и училась, как пианистка. Отец очень хотел, чтобы я получила музыкальное образование по классу фортепиано. Но меня как-то пение больше увлекало. И моя мама, видимо, хотела, чтобы я стала артисткой, певицей – ей очень нравились пение и Дина Дурбин. Можно сказать, что моё имя произошло от имени Дина. И мама тоже пела, хотя она по профессии режиссёр. В чём-то я воплотила мамину мечту, потому что отец хотел меня видеть пианисткой. Но я ему благодарна, ведь на сегодняшний день благодаря знаниям, полученным в фортепианном классе, мне легко существовать в оперном мире. Сейчас есть очень талантливые дирижёры, которые требуют более «инструментального вокала» и чёткого следования нотному тексту, и тут не обойдёшься одним лишь голосом. Надо думать головой. Поэтому здесь мне это ощутимо помогло. Конечно, прежде всего певцу нужен голос, тембр, но есть так называемые «музыкальные мозги», которые должны быть у певца. Если их нет, никакой голос не поможет.

— Кого вы можете назвать своим Наставником?

— Мне повезло, я училась в Баку у народной артистки Азербайджана Хураман Касимовой. Было две сестры, Фидан и Хураман Касимовы, обе известные оперные певицы. Хураман много лет назад завоевала Гран-при и первую премию международного конкурса имени Марии Каллас в Афинах Фидан Касимова лауреат (II премии) Седьмого конкурса имени П.И.Чайковского. Для меня было большим счастьем учиться именно в их классе – я обожала их пение, как бы «слизывала» всё, что можно было взять…Они меня «заразили» болезнью сцены. А переломным моментом, когда я поняла, что мне надо заниматься именно оперой (до этого я колебалась, иногда мне хотелось петь что-то другое, был такой момент, когда я не могла точно определиться), стал приезд великолепной Монсеррат Кабалье в Баку. Когда она оценила мой талант, причём прилюдно, где была огромная аудитория (это произошло в филармонии), я поняла, что, видимо, мне надо продолжать...

— Ну, раз Бог поцеловал, то нельзя бросать… А вы себя относите скорее к представителям русской вокальной школы или европейской?

— Наверное, всё-таки европейской, потому что все критики и очень многие дирижёры отмечают, что мой голос больше подходит для европейской музыки, чем для русской, но, а русский репертуар я пою тот, который мне по голосу. Опять же повторюсь, голос мой больше подходит для Верди и Пуччини, Леонкавалло и Массне.

— У вас есть любимая партия? Та, в которой ощущаете себя наиболее комфортно…

— Мне часто задают этот вопрос, и сложно на него отвечать, потому что все партии становятся любимыми, когда ты начинаешь над ними работать и полностью проживаешь эту роль. Но, наверно, всё-таки Виолетта – это та самая роль. Я в ней раскрываюсь полностью. Просто там есть, где это сделать... Виолетта – многоплановая, многообразная, если можно так выразиться. Плюс ещё и вокал. Если ты не владеешь техникой полностью, ты не справишься.

— А что мечтаете спеть?

— Я бы очень хотела спеть Манон в «Манон» Массне.  И к партии Лизы обязательно приду через несколько лет.

— Кто для вас на сцене важнее – режиссёр или дирижёр?

— Я вспомнила сразу слова Хосе Куры, который сказал: «Если не будет режиссёра, певец всё сделает. Если не будет оркестра, певец всё сделает. Если не будет дирижёра, певец все сделает. А вот если нас не будет, никто ничего не сделает». В общем-то, опера без нас, певцов, не состоится. Ну, а если серьёзно, думаю, что, если раньше главным был на сцене дирижёр, то сейчас всё так повернулось, что сегодня – век режиссёра… Но для меня всегда важнее музыка и дирижёр. Именно контакт с дирижёром и это творение музыки. Есть какие-то… неадекватные режиссёры на сегодняшний день, не будем называть их имён, потому что всё превратилось в шоу. Это хорошо, с одной стороны, но всё равно зритель приходит в зал послушать качество исполнения. Когда это идёт в противовес качеству, тогда, в общем-то, это неправильно.

— То есть опера всё-таки должна быть, скорее, традиционной?

— Не скажу, что я сторонница традиций, я люблю, когда на сцене происходит живое действие. Конечно, должны быть игра, эмоции, взаимодействие, но когда начинают ломать образ, к примеру, Виолетты, или заставляют стоять на голове и пропевать при этом свою арию — я не совсем «за». Мне вот сейчас предложили контракт, и я говорю — пришлите DVD, я посмотрю сначала.

— У вас есть идеал певицы, на который вы смотрите с восхищением?

— Я всегда, конечно, очень-очень ценила и была потрясена Кабалье. Её специфическим собственным тембром и этой техникой, которая для меня до сих пор ещё иногда бывает непонятна… Притом, что я два или даже три раза с ней встречалась, была на её мастер-классах!  Её пианиссимо – я считаю, что так никто не пел, как она – зависало просто. Божественная! Я считаю, что для меня идеальное пение – это она. Также очень люблю Анджелу Георгиу, Елену Образцову, Ренату Тебальди. Елена Васильевна для меня, вообще, являлась образцом для подражания. Она была феноменальной… Это природа такая – от Бога одарённая, плюс голос, тембр, харизма.

— Динара, какие события последнего времени произвели на вас наибольшее впечатление, в музыкальном плане?

— Буквально недавно я вернулась из Берлина, где участвовала в премьере оперы Пуччини «Ласточка», режиссёром которой был Роландо Виллазон. Это уже не первый его режиссёрский опыт в опере, и мне очень понравилась работа с ним. Я давно знала Роландо как певца, мне он всегда нравился. Одарённый, харизматичный, великолепный артист. Работа с Роландо-режиссёром получилась весёлой, но продуктивной, я даже не ожидала, что он сможет собрать полностью и хор, и всех солистов и создать такой спектакль! Кстати, нашу «Ласточку» даже записали на DVD, который будет выпущен американской компанией Delos.

— Вы сказали, что Роландо Виллазон — хороший партнёр на сцене, а с кем ещё вам нравится работать?

— С теми, кто отзывчив. Важно, чтобы был и голос, и внешность. Ну, конечно же, харизма, артистизм, чтобы партнёр жил на сцене, играл, отзывался. Музыкальный был. Но это идеал. Таких певцов мало.

— Я вспоминаю ваш дуэт с Хосе Кура, два года назад, когда вы вместе выступали в Кремлёвском Дворце, вы тогда так хорошо с ним смотрелись и слушались.

—Я получила огромное удовольствие от работы с ним. Хосе – большой музыкант.

— Помните, как он заявил, что «Я всех своих партнёрш люблю!»?

— Да, на пресс-конференции, помню. А как он потом отозвался обо мне в Кремле, мне было очень неожиданно и приятно.

— Кстати, тогда вы были беременны, потом родили мальчика. Говорят, что, если беременная женщина слушает классическую музыку, то ребёнок потом рождается особенно одарённым. Ваш малыш постоянно слышал прекрасную музыку… Повлияло ли это на него?

— Я знаю только одно: да, у моего ребёнка есть слух, достаточно правильный, потому что ему сейчас два года и семь месяцев, и он очень чисто интонирует всё. Но он очень не любит, когда я начинаю петь!

— Не любит?!

— Не любит… И это очень странно! Я пела с ним до восьмого месяца беременности, а сейчас, как только я начинаю распеваться, у него начинается истерика. Я думаю, это может быть связано с тем, что он уже понимает – когда мама поёт, значит, мама собирается и уходит. И это такой психологический момент. Посмотрим, что будет дальше. Я не настаиваю на том, чтобы он был музыкантом, даже и не хочу где-то. Это очень тяжёлый путь.

— Вы такая красивая женщина, потрясающая певица, любящая мама…Как всё успеваете?

— Я не знаю, как я всё успеваю, бывают и перед концертом какие-то проблемы, я болею или что-то ещё, но я выхожу на сцену, и всё проходит… А после концерта думаю: господи, как я всё это выдерживаю? Не знаю. При том, что дома (у меня, конечно, есть помощь, есть няня), когда маленький ребёнок, ты полностью ему отдаёшься. И эти бессонные ночи. Честно говоря, я не высыпаюсь… На самом деле, у меня нет никакого режима: я не могу сказать, что я встала, позавтракала, пошла на репетицию…Так у меня не получается.

— Какие у вас планы на ближайшее будущее?

— Мой фестиваль «Опера Арт», мы о нём уже говорили. Потом у меня ещё намечается поездка в Пекин – там будет постановка оперы Дворжака «Русалка», также в Тель-Авивском оперном театре пою Леонору в «Трубадуре» Верди  с  выдающимся дирижёром современности Даниэлем Ореном. И ещё в Брюсселе с Михаилом Татарниковым пою в «Демоне» партию Тамары. Планов, конечно, ещё очень много – до 2018 года всё расписано.

— Чем ещё увлекаетесь, кроме музыки, конечно?

— Когда-то я любила рисовать. Всегда было рвение к рисованию, но так и не занялась этим профессионально. У меня отец очень хорошо рисовал. Мой брат – архитектор, у него рука лёгкая. Но сейчас уже на это нет времени, и я просто хочу, чтобы было больше возможности отдыхать! Ещё люблю походить по городу, по музеям. Выехать на природу. Обожаю море.

— Голос – божий инструмент, и он имеет самое мощное воздействие на человека из всех музыкальных инструментов. И в то же время он – очень хрупкий. Как вы бережёте это сокровище, которым столь щедро одарены?

— Я знаю певиц, которые рассказывали про жесточайший режим, что за два дня до спектакля они молчат. Они ни с кем не разговаривают, они лежат, они не отвечают ни на какие телефонные звонки… У меня так не получается. Я всё время говорю. И дома всё время разговариваю. Это, конечно, не очень хорошо, потому, что на самом деле голосу нужен покой перед спектаклем.  А по поводу того, что вы сказали – о магии голоса и её воздействии на слушателя – знаете, мне очень многие говорили после моих концертов, спектаклей, что они плакали, вот после той же «Травиаты». И близкие мои рассказывали о том же. А я сама, когда в этом состоянии нахожусь, иногда не помню, что  делаю на сцене. В эти моменты мной овладевают эмоциональные  всплески и переживания, природу которых  я не могу  объяснить.

Ирина Шымчак

Фотографии из личного архива Динары Алиевой и автора