• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


24.12.2018

Интервью Петра Лаула, записанное в скрябинском доме

ПЁТР ЛАУЛ: «МНЕ ХВАТАЕТ ПРОСТО ЗВУКОВ» …

Среди важных событий 2018 года – 100-летие Мемориального музея Александра Николаевича Скрябина. Выставка, посвященная этой замечательной дате, носит знаменательное название: «Сто лет притяжения». Как говорят организаторы, в этом названии «спрятан» не только век, прожитый музеем, но и способность дома А.Н. Скрябина, как и самого композитора, притягивать к себе уникальные явления отечественного и мирового искусства. Предлагаем вниманию читателей беседы с композитором Эдуардом Артемьевым и пианистом Петром Лаулом, записанные в скрябинском доме. Получился наш подарок музею и всем, кому интересно творчество и мировоззрение Скрябина как раз к очередному дню рождения композитора – напомним, по старому стилю это 25 декабря, по новому – 6 января.

- Как произошло ваше первое знакомство с произведениями Скрябина?

- Тогда я учился в десятилетке при консерватории в Санкт-Петербурге, в 10 классе. Мой педагог Александр Михайлович Сандлер мне сначала задавал то одного, то другого композитора. И как-то раз решил попробовать дать мне Скрябина. Это была довольно странная пьеса под названием Поэма-ноктюрн оп.61. Это достаточно большое сочинение, 8 минут, для Скрябина — это много. Почти как какая-то из поздних его сонат, но вся сотканная из полутонов, из каких-то очень темных и эфемерных звучностей. Действительно, очень странная, ее редко играют. Вдруг мне стало как-то интересно с этим возиться и вслушиваться в эти нюансы, помимо этого, у меня дома стоит рояль, примерно такой же, как у Скрябина в музее. Как-то вот явно было, что за этим могло что-то последовать. Потом я уже взял 3 сонату, играл ее на выпускном концерте. И после этого каждый год учил довольно много Скрябина и набрал такой репертуар, что решил, что уже можно участвовать в конкурсе им. Скрябина в 2000 году в Москве. Конкурс я выиграл. И после этого уже несколько лет очень много играл Скрябина. Это естественно, каждый, кто выигрывал конкурс «имени кого-нибудь», потом некоторое время вынужден играть преимущественно музыку этого «кого-нибудь». В то время как-то даже «объелся» этой музыки, примерно году в 2005. После этого стал делать паузы. Сейчас я возвращаюсь к этой музыке где-то раз в 2 года. Но, в принципе, у меня есть безумная идея сыграть все, что он написал, в цикле концертов. На сегодняшний день я сыграл половину.

- Если брать широкую аудиторию, то Скрябин у нее не самый популярный русский композитор. Можно ли считать, что вектор вашей деятельности - просвещение аудитории?

- Ну, мы находимся в таком месте, где никого по поводу Скрябина просвещать не надо, в музее Скрябина. Скрябин гораздо более любим и понятен в нашей стране, по крайней мере в Москве и Санкт-Петербурге, чем где-либо еще. Когда я приезжаю во Францию, или Германию, или Америку, и играю Скрябина, то там можно почувствовать себя в какой-то мере просветителем. Для западной аудитории есть Рахманинов, которого они знают и любят с детства, и какой-то такой Скрябин, экзотический автор… Не знаю с чем это связано, музыка Скрябина за рубежом исполнялась много, велика в этом продвижении роль Горовица, например. Но, возможно, именно ее какая-то «космополитичность» играет, как ни странно, против нее. Гораздо более ярко национально окрашенная музыка Мусоргского или Чайковского больше привлекает иностранного слушателя. А Скрябин - он такой эфемерный, нет чего-то специфически русского. Поэтому он оставляет западную аудиторию несколько озадаченной. С другой стороны, смотрите - поэзия, даже в хорошем переводе, того же Серебряного века (Блока, Северянина), вряд ли производит такое значительное впечатление на западного читателя, как на русского. В музыке Скрябина очень много этого символизма и такой вот специфической атмосферы поэтики Серебряного века, и это больше понятно нам, чем кому-либо еще.

- То есть вы хотите сказать, что контекст культуры, и необязательно именно музыкальной, очень влияет на восприятие творчества Скрябина?
- Насколько я успел заметить за время моей деятельности - да. Почему-то в России не приходится сталкиваться с каким-то непониманием музыки Скрябина. На западе очень часто.

- Вы ранее сказали о переживаниях, которые у вас возникли при первом знакомстве с произведениями Скрябина. А сейчас, будучи уже сложившимся музыкантом, какие эмоции Вы испытываете, исполняя его музыку?

- Во-первых, поскольку эта музыка очень связана с моей юностью, когда я действительно много его учил - чувство, как будто я молодею, какие-то ощущения от жизни, которые были в те годы или 20 лет назад. С другой стороны, впадать в какой-то мистический транс, играя его поздние вещи совершенно необязательно.

- А есть какие-то композиторы, при исполнении которых обязательно?))
- Нет. Хотя, например, если играешь «Картинки с выставки» Мусоргского, то желательно перевоплощаться. Быть персонажем этих картинок, быть как два еврея - богатый и бедный, или кумушки на рынке в Лиможе, или Баба-Яга… там это имеет очень большой смысл. Но все-таки надо быть снаружи, транс создается у слушателя, а если сам впадешь в транс, то ничего из этого путного не выйдет. Играя Скрябина, я просто получаю большое удовольствие от игры, от того, что эти гармонии звучат, просто от самих звучностей, необычности вообще его музыкальной ткани, ее гибкости, воздушности, терпкости. В сущности, известно, что Скрябин к концу своей жизни вообще никого не признавал и не хотел слышать никакой другой музыки, кроме своей собственной. Ну, если композитор написал такие вещи, то это можно понять. Потому что его мир - действительно особый мир, ни на что и ни на кого не похожий. И большое удовольствие ощущать музыку Скрябина в ушах и под пальцами, именно такое удовольствие я испытываю, играя ее.

- Как вы настраиваетесь перед концертом, погружаете себя в какое-то особое состояние, чтобы лучше передать настроение музыки? Одиночество, изоляция?
- Ну, перед любым концертом нужно себя немного настраивать, но все равно все самое главное происходит не перед концертом, а непосредственно в процессе, рождается в данный момент. Для музыки Скрябина это критически важно. Импровизационность и свобода сиюминутности. Не случайно даже некоторым великим музыкантам, не буду называть имен, Скрябин не удавался, потому что они пытались запланировать все происходящее. Невозможно скрупулёзно и точно подготовиться ко всем подробностям, музыка Скрябина этого не выдерживает. Она не может быть как застывшее нечто, и поэтому я не строю какие-то планы и не создаю для себя какое-то состояние перед выходом. Надо просто выйти и с головой окунуться в это дело.

- Вы подчеркнули, что в конце жизни Скрябин уже никого не признавал и слушал только свою музыку. Этот период времени ознаменован всеобщим поиском чего-то нового в музыкальной русской традиции. Можно ли сказать, что Скрябин тоже отрицал существующие академические нормы и занимался поиском чего-то нового?

- Он его, собственно, всю жизнь искал. Но в последние годы жизни Скрябин занимался скорее не музыкой, а больше видел себя кем-то вроде божества и спасителем человечества, занимался философскими проблемами, поэзией. А музыка была средством, а не основным занятием для него. Это известная история… как он строил планы сочинить мистерию, как в разгаре всего этого он умер. Конечно, он в это время не то чтобы с академической музыкой порвал, а более-менее с приземленной реальностью.

- Вы в этом видите его величие или трагедию его судьбы?

- Сложно сказать. Он же состоялся как великий композитор, которого мы знаем, со своим лицом. Я не могу сказать, что он чего-то не успел сделать в своей жизни - написал достаточно. То, что он умер в 43 года в расцвете сил — это, конечно, трагедия; но, с другой стороны, по прошествии стольких лет мы можем уже по-философски к этому относиться. Мне очень дорого то, что он успел сделать в музыке. Его философские идеи, стремление стать мессией - для меня, наверное, любопытно просто как факт его биографии. Но музыкальное наследие для меня гораздо ценнее, в этом я вижу настоящее величие Скрябина.

- Чувствуете ли вы цвет в его музыке?
- Честно говоря не очень, у меня нет этого его цветного слуха. Даже если есть, я не могу понять, почему фа-диез мажор - синий у Скрябина, для меня он, скорее, какой-то красноватый. Есть люди, их совсем немного, которые в реальности ощущают эти цвета. Но я полагаю, что у каждого они будут немножко свои. Существуют же сведения, что сам Скрябин путался в своих же цветах и, когда писал цветовую строчку для Прометея, то и дело менял их. Не отличались его записи аккуратностью в этом отношении. Мне сложно об этом судить, мне хватает просто звуков.

Беседовала Ксения СКОРЫТЧЕНКО

Фото Д.Рабовского из личного архива П.Лаула

24.12.2018



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей