Новости |
Константин Волостнов: «Музыканта формирует именно музыка»…
Капелла «Таврическая» завершает ежегодный органный фестиваль 2019 года, проходящий при поддержке Министерства культуры, концертом титулованного и широко известного российского органиста Константина Волостнова. Он пока единственный российский музыкант в истории, сумевший добиться победы на самом престижном и сложном Международном конкурсе органистов в Великобритании в Сент-Олбансе, а также на международном конкуре, посвящённом немецкому романтизму, в Шрамберге (Германия). В настоящее время Константин Волостнов ведёт активную концертную деятельность и преподаёт в Московской государственной консерватории. В преддверии заключительного концерта года, который состоится в Таврическом дворце 18 декабря, мы взяли интервью у органиста.
– Константин Сергеевич, по вашему мнению, кроме природных данных и таланта, кто или что в наибольшей степени влияет на формирование органистов? И что в наибольшей степени формировало лично вас?
– Это конечно качество инструментов, но в общемузыкальном плане каких-то особых факторов, которые влияют на формирование именно органного профессионализма, я не нахожу. Как и на скрипачей, пианистов или вокалистов, так и на органистов влияют среда и люди. Педагоги, масштаб их личности, не только профессиональные знания, а общекультурные – это оказывается очень важным. Для меня мои педагоги были чрезвычайно важны. Вместе с тем, студенческие и аспирантские годы, проведённые в Высшей школе музыки в Штутгарте, погружение в немецкую органную традицию, которая, наверное, самая серьезная и продуктивная в плане обучения нашему ремеслу, во многом сформировали меня. Вдобавок и то, что как музыкант я был воспитан в довольно строгом академическом ключе, а мои творческие ориентиры формировались не только в пространстве органного искусства, но также и фортепианного, камерного, хорового и симфонического. Ещё в юности, в годы обучения в Академическом училище при Московской консерватории, я прослушал с партитурами в руках огромное количество симфонической музыки, совершенно разной. Интересно, что глядя на многих сегодняшних студентов, с удивлением отмечаешь их некую индифферентность в отношении оркестрового репертуара. И это в наши дни, когда в сети доступно абсолютно всё, от хорошо известных шедевров до редкостей наподобие Симфонических вариаций Регера или Месс Бибера! Музыканта формирует именно музыка (во всех её взаимосвязях с прочими искусствами), и чем шире её охват, тем лучше.
– Что вас интересует как органиста и музыканта? Каковы ваши предпочтения, в том числе инструментальные (типы органов)?
– В отличие от любого другого исполнителя, органисты в наибольшей степени зависимы от конкретного инструмента и инструментов вообще. Сегодня мы переживаем удивительный период историзма, возвращения к первоистокам, что в свою очередь требует от органиста знания и владения стилистикой музыки, написанной 200, 300, 400 или даже 500 лет назад, а также понимания определенного типа инструмента. Это совершенно особый раздел нашей профессии. Следовательно, выбор авторов, а иногда и произведений, сильно зависит от органа. Когда оказываешься за органом, например, Академической Капеллы Санкт-Петербурга, то имеешь дело с большим немецким позднеромантическим инструментом, на котором лучше всего будет звучать гениальный Макс Регер. А, например, инструмент Таврического дворца – орган барочный, ещё в нем сильны французские влияния, и это важно знать при выборе репертуара. Иногда – и это интересная тенденция последнего времени, – есть задача исполнить на романтическом органе барочные произведения Баха, но в романтическом ключе. Воспроизведение интерпретаций начала XX века стало определенным проявлением историзма. Мне даже трудно сказать, какой тип инструмента я предпочитаю: я с одинаковым удовольствием играю на небольшом аутентичном испанском органе XVII века и на суперсовременном гиганте в концертном зале. Люблю же мой родной инструмент Cavaille-Coll в Большом зале Московской консерватории, на котором вырос и очень много работаю.
– Вы преподаёте в Московской консерватории, скажите, пожалуйста, усматриваете ли вы исполнительские отличия между молодыми органистами Москвы и Санкт-Петербурга? Если да, то в чём? Или современное образование и мастер-классы стали уже настолько универсальны, что эти отличия стираются?
– Когда-то это было актуально, но вы правильно отметили, сегодня при доступности международных мастер-классов эти отличия нивелируются. Вообще, от Санкт-Петербурга до Москвы теперь четыре часа на поезде, в таких условиях творческий обмен весьма естественен. Но что всё-таки сказывается, так это, наверно, проживание в разных климатических, архитектурных и исторических условиях, даже реакция питерской и московской публики отличаются. С учебной точки зрения Москва и Санкт-Петербург обладают разными возможности ВУЗов. Сегодня в Санкт-Петербурге просто беда в связи с многолетним ремонтом в консерватории. Студентам не доступен большой концертный инструмент, который установили в зале им. Глазунова и вскоре закрыли… В Москве органов больше, и они другие, но, пожалуй, столь удачно отвечающего современным учебным задачам инструмента в столичных вузах нет.
– В своё время вы стали победителем исключительно престижного международного конкурса органистов в Великобритании – Сент-Олбанс. Расскажите немного об этом событии вашей биографии.
– Об этом конкурсе можно говорить бесконечно. Сент-Олбанс – старейшее органное состязание, существующее с 1963 года. Стать его участником – уже здорово, но попасть в список победителей было огромной честью, радостью и признанием того, что кто-то из страны с такой специфической органной историей, как наша, может претендовать на столь высокую награду. Для меня это, безусловно, было событием, в особенности и потому, что к первой премии удалось прибавить ещё три специальных приза: за исполнение произведений Баха, за исполнение современной музыки, а также приз публики. Несмотря на серьёзные конкурсные баталии и традиционно строгое судейство (были случаи, когда первую премию не присуждали вовсе), там замечательная обстановка и удивительно гостеприимные люди. С 2011 года я приезжаю туда каждый конкурс, слушаю финал, что всегда очень интересно, ведь лучшие молодые артисты именно там, и очень рад, что те органисты, которые играли в финале вместе со мной, сегодня активно концертирующие музыканты: Сара Ким, Балаш Сабо, Линда Ситкова – прекрасные исполнители! Это многое говорит об уровне конкурса.
– Вы имели непосредственное отношение к организации Международного конкурса Московской консерватории им. А.Ф. Гедике. В последние два десятилетия у нас в стране появилось большое количество конкурсов органистов со статусом «Международный» и их количество приближается к числу учебных заведений, где есть хоть один орган (даже электронный). Какими должны быть конкурсы органистов в России и на каких принципах их стоит проводить (должны ли в жюри сидеть педагоги участников конкурса и прочее)?
– Интересный вопрос. Потому что действительно, конкурсов стало слишком много. Конкурс является для педагогов возможностью как-то себя показать, а для организаторов конкурс – это возможность как-то продвинуть свою карьеру, пригласить своих коллег из-за рубежа и получить взамен приглашение туда. Это всё известно, так работает практически везде. Так как я максималист, то был ли я сам конкурсантом, членом жюри или организатором, всегда старался отталкиваться от двух главных элементов – это музыка и это участники конкурса. Мы должны найти лучшего и должны продвигать и популяризировать само органное искусство.
Конкурс имени А.Ф. Гедике в Москве – был идеей завкафедрой Наталии Николаевны Гуреевой, за что ей большое спасибо. Такая организация, как Московская консерватория, с её шестью (!) духовыми органами нуждалась в подобном крупном проекте и могла позволить себе провести его на достойном уровне. С позиции одного из организаторов конкурса, я всегда ратовал за то, что программа должна быть трудной, но подъёмной, а условия для конкурсантов должны быть хорошие. У конкурсантов должно быть достаточно времени для репетиции, они должны иметь возможность подготовиться как можно лучше, ассистенты должны быть хорошими, участники должны иметь комфортные условия проживания, наконец. Всё это я нахожу очень важным, поскольку сам был, что называется, в их шкуре. Всегда сложно говорить о жюри. Должны ли там сидеть педагоги конкурсантов? Работа педагога в жюри – вопрос этический. Как правило, голоса педагогов, когда играют их студенты, не учитываются. Но у членов жюри есть и другие возможности повлиять на результат. Всё зависит от человеческого фактора, и от чувства достоинства каждого члена жюри.
– Где больше пролегает ваша «концертная география», в стране или за рубежом? Что вы можете сказать об интересе публики и наполняемости залов у нас и «у них»? Меняется ли эта ситуация?
– Близко к пополам, но тенденция такова, что больше серьёзных и интересных мероприятий у меня происходит за рубежом. Органная общественность и «органная публика» у нас и на Западе довольно сильно отличаются. Общее, как мне кажется, - то, что любители органа скорее предпочтут органный вечер симфоническому концерту или опере. В России мы находимся в сегменте концертной светской жизни. Органист на Западе, скорее, принадлежит к церковной традиции, и увидеть тех же слушателей на филармоническом концерте практически невозможно. В целом, интерес к органу и на Западе, и в России я считаю достаточно высоким.
Просто в Европе на прекрасных инструментах в прекрасных условиях проходит несравнимо больше органных концертов. В каждой мало-мальски крупной церкви уже есть орган, находящийся в естественной для этого инструмента церковной акустике. Если говорить об интересе к органу в России, то у нас это - практически исключительно, как я уже говорил, концертная история и наша органная публика – это, по большей части, публика с филармоническим восприятием. Довольно-таки большой и активный интерес к органу наблюдается в Соединённых Штатах.
Концертная органная традиция имеет свои преимущества. Она в большей степени делает органиста таким же, как и другие музыканты, и в большей степени воспитывает в слушателе восприятие органиста наравне с пианистом, скрипачом или оркестром. Ситуация с органом в России сейчас меняется, однако, просто расширяясь, так как во многих городах концерты стали проводиться в том числе и в церквях, периодически появляются площадки с цифровыми органами разного качества. Но здесь есть и минусы. В условиях необходимости зарабатывать организаторы готовы пойти на всё, и вынуждают делать это и органистов. И вот мы уже видим на филармонических афишах и киномузыку, и всякие кроссоверы, и, простите, «попсу». О том, чем промышляют некоторые частные организации-фонды, не отягощённые просветительской филармонической функцией, лучше вообще умолчать: примитивное заигрывание с публикой, потакание, заискивание - для них повседневный арсенал. О качестве органной музыки, да что там, об «органном искусстве» как таковом, здесь можно забыть. О чём можно говорить, когда за инструментом на так называемых органных концертах оказываются люди без образования… Увы, российская аудитория нередко демонстрирует ведомость и пристрастие к поверхностным эффектам... И эти тенденции, к сожалению, усиливаются. На Западе же, где концертная жизнь в церкви поддерживается общиной, где органная музыка является отражением и дополнением облика церкви в её самом высоком понимании, а не источником заработка, где публику, имеющую силы, время и возможность вдуматься и быть критичной, трудно обмануть, оказывается гораздо легче исполнять сложный, требующий от слушателя работы, но настоящий, вечный, если хотите, репертуар. Этим во многом обусловлен мой крен в сторону Германии, Англии, Испании и других стран. Но я чрезвычайно рад, что, по крайней мере, на сегодняшний день я имею возможность здесь, дома играть цикл из всех произведений Баха, уже в четвёртый раз проходящий в Музее музыки в Москве. Я рад, что, например, 28 января у меня будет возможность выйти на сцену Большого зала Московской консерватории и представлять настоящую органную музыку, с монументальной Фантазией и фугой Листа на 30 минут и лишённой всякого «подхалимажа» музыкой Франка и Глазунова. Я рад, что и фестиваль в Таврическом дворце позволяет исполнять программы без «подсластителей» и «усилителей вкуса».
– Как органист, что вы можете сказать о российском органном инструментарии? Каково его состояние и много ли у нас мест, которые мы могли бы назвать залами и инструментами первоклассного, международного уровня? Какие инструменты нуждаются во внимании и требуют ремонта?
– Инструментарий в России, если сравнивать с любой западноевропейской страной, - скромный, это нужно признать. Но у нас есть и большие, и отдельные очень хорошие инструменты. Есть несколько сохранившихся исторических органов, которые, кстати говоря, удачно отреставрированы. Здесь в первую очередь нужно назвать орган Большого зала Московской консерватории, а также инструменты в лютеранской церкви Петра и Павла и Центральной баптистской церкви в Москве – всё это столетние памятники органостроения. Есть и новые успешные крупные проекты, такие как орган Международного Дома музыки – большой инструмент, звучащий в этом зале, наверное, даже лучше, чем любые другие инструменты.
Прекрасно отреставрирован и расширен орган в Академической капелле Санкт-Петербурга. Если говорить об органах необарочного типа, то здесь именно Санкт-Петербург обладает уникальным инструментарием. Нигде нет такого инструмента, как орган Таврического дворца – замечательный пример исторически корректного, можно даже сказать, рафинированного органостроения, хотя он и не построен как копия какого-то конкретного инструмента. Ну, и конечно лютеранский храм Святой Марии на Большой Конюшенной, реплика органа XVIII века мастера, друга Баха – Готфрида Зильбермана. Невероятно ценно, что в стране есть такие экземпляры.
Сейчас несколько реже, но всё-таки появляются новые проекты и в других городах. Есть удачные примеры ремонта или реконструкции органов советского времени, такой, как орган филармонии в Барнауле, где из весьма скромного по своим художественным показателям инструмента немецкая фирма «Клайс» смогла сделать орган европейского уровня. Среди тех инструментов, которые остро нуждаются в реставрации, я бы назвал органы филармоний в Твери, Калининграде и Красноярске. Среди площадок российских консерваторий уже давно назрела необходимость ремонта в Новосибирске и Саратове.
Вообще, по правилам после 25 лет эксплуатации орган должен проходить капитальный ремонт, но у нас этого практически не происходит. Стоит признать, что администрации филармоний прекрасно это понимают, но у них просто нет денег. Остаётся надеяться, что те, от кого зависит выделение средств, всё-таки обратят внимание на проблему упомянутых органов, если конечно они не хотят, чтобы органное искусство на этих сценах угасло.
– Два вопроса, которые мы задаём всем нашим гостям. Что для вас Санкт-Петербург (в органном плане), как вы воспринимаете город как органист?
– Для меня это всегда желанное место для гастролей и вообще поездок. Я люблю Санкт-Петербург, люблю в нём просто бывать. Особая атмосфера города не нуждается в каком-либо дополнительном комментарии, мне лично в нём просто очень комфортно, кроме того с этим городом связаны различные приятные воспоминания, в том числе и личные. И каждое посещение Санкт-Петербурга всегда удовольствие.
И в органном плане это особое место – два прекрасных «исторических» инструмента (в Таврическом дворце и церкви Марии на Большой Конюшенной), воспроизводящих барочные школы, романтический орган Капеллы, - всё это выделяет Санкт-Петербург среди других городов. В свете наличия большого числа католических и лютеранских церквей здесь есть серьёзный потенциал для развития. Сохранилась значительная часть церковных пространств, где может быть, когда-то появятся большие и хорошие духовые органы.
– Вы неоднократно выступали в Таврическом дворце, где Капелла «Таврическая» проводит ежегодный органный фестиваль с 2011 года. Постоянно говорится, что нет двух одинаковых органов и залов (акустически). Ваша профессиональная оценка зала и инструмента в Таврическом дворце?
– На органной карте России Таврический дворец – место весьма заметное, и, пожалуй, даже уникальное, поскольку в нецерковном пространстве сосуществует церковная акустика и прекрасный орган. Сочетание акустики и звуковых характеристик дворцового органа – абсолютно идеальное. С точки зрения профессиональной оценки, и в этом нет никаких сомнений, купольный зал Таврического дворца занимает достойное место среди концертных площадок Европы. Крайне приятно бывать тут и работать с этим инструментом. И я очень рад, что орган живёт и звучит, что есть фестиваль, что приходят слушатели, даже, несмотря на известную специфику места, и необходимость приходить с паспортами, для проверки и допуска на концерт во дворец, в отличие от прочих концертных залов. И при этом тут полный зал, за что можно конечно поблагодарить организаторов, пожелав Капелле Таврической дальнейшего процветания, а вашему прекрасному органу многих сезонов на радость петербуржцам!
- Благодарим за теплые слова, Константин Сергеевич, и с нетерпением ожидаем на закрытии фестиваля вашу программу «Центр притяжения – Иоганн Себастьян Бах» 18 декабря!
Беседовали Алена ПЕТРОВА и Анатолий ПОГОДИН
Фото из личного архива Константина Волостнова предоставлены Капеллой "Таврическая"
27.10.2019
Анонсы |
-19.04.24-
-20.04.24-
-26.04.24-