• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


27.10.2019

Константин Волостнов: «Музыканта формирует именно музыка»…

Капелла «Таврическая» завершает ежегодный органный фестиваль 2019 года, проходящий при поддержке Министерства культуры, концертом титулованного и широко известного российского органиста Константина Волостнова. Он пока единственный российский музыкант в истории, сумевший добиться победы на самом престижном и сложном Международном конкурсе органистов в Великобритании в Сент-Олбансе, а также на международном конкуре, посвящённом немецкому романтизму, в Шрамберге (Германия). В настоящее время Константин Волостнов ведёт активную концертную деятельность и преподаёт в Московской государственной консерватории. В преддверии заключительного концерта года, который состоится в Таврическом дворце 18 декабря, мы взяли интервью у органиста.

– Константин Сергеевич, по вашему мнению, кроме природных данных и таланта, кто или что в наибольшей степени влияет на формирование органистов? И что в наибольшей степени формировало лично вас?

– Это конечно качество инструментов, но в общемузыкальном плане каких-то особых факторов, которые влияют на формирование именно органного профессионализма, я не нахожу. Как и на скрипачей, пианистов или вокалистов, так и на органистов влияют среда и люди. Педагоги, масштаб их личности, не только профессиональные знания, а общекультурные – это оказывается очень важным. Для меня мои педагоги были чрезвычайно важны. Вместе с тем, студенческие и аспирантские годы, проведённые в Высшей школе музыки в Штутгарте, погружение в немецкую органную традицию, которая, наверное, самая серьезная и продуктивная в плане обучения нашему ремеслу, во многом сформировали меня. Вдобавок и то, что как музыкант я был воспитан в довольно строгом академическом ключе, а мои творческие ориентиры формировались не только в пространстве органного искусства, но также и фортепианного, камерного, хорового и симфонического. Ещё в юности, в годы обучения в Академическом училище при Московской консерватории, я прослушал с партитурами в руках огромное количество симфонической музыки, совершенно разной. Интересно, что глядя на многих сегодняшних студентов, с удивлением отмечаешь их некую индифферентность в отношении оркестрового репертуара. И это в наши дни, когда в сети доступно абсолютно всё, от хорошо известных шедевров до редкостей наподобие Симфонических вариаций Регера или Месс Бибера! Музыканта формирует именно музыка (во всех её взаимосвязях с прочими искусствами), и чем шире её охват, тем лучше.

Что вас интересует как органиста и музыканта? Каковы ваши предпочтения, в том числе инструментальные (типы органов)?

В отличие от любого другого исполнителя, органисты в наибольшей степени зависимы от конкретного инструмента и инструментов вообще. Сегодня мы переживаем удивительный период историзма, возвращения к первоистокам, что в свою очередь требует от органиста знания и владения стилистикой музыки, написанной 200, 300, 400 или даже 500 лет назад, а также понимания определенного типа инструмента. Это совершенно особый раздел нашей профессии. Следовательно, выбор авторов, а иногда и произведений, сильно зависит от органа. Когда оказываешься за органом, например, Академической Капеллы Санкт-Петербурга, то имеешь дело с большим немецким позднеромантическим инструментом, на котором лучше всего будет звучать гениальный Макс Регер. А, например, инструмент Таврического дворца – орган барочный, ещё в нем сильны французские влияния, и это важно знать при выборе репертуара. Иногда и это интересная тенденция последнего времени, – есть задача исполнить на романтическом органе барочные произведения Баха, но в романтическом ключе. Воспроизведение интерпретаций начала XX века стало определенным проявлением историзма. Мне даже трудно сказать, какой тип инструмента я предпочитаю: я с одинаковым удовольствием играю на небольшом аутентичном испанском органе XVII века и на суперсовременном гиганте в концертном зале. Люблю же мой родной инструмент Cavaille-Coll в Большом зале Московской консерватории, на котором вырос и очень много работаю.

Константин Волостнов

Вы преподаёте в Московской консерватории, скажите, пожалуйста, усматриваете ли вы исполнительские отличия между молодыми органистами Москвы и Санкт-Петербурга? Если да, то в чём? Или современное образование и мастер-классы стали уже настолько универсальны, что эти отличия стираются?

– Когда-то это было актуально, но вы правильно отметили, сегодня при доступности международных мастер-классов эти отличия нивелируются. Вообще, от Санкт-Петербурга до Москвы теперь четыре часа на поезде, в таких условиях творческий обмен весьма естественен. Но что всё-таки сказывается, так это, наверно, проживание в разных климатических, архитектурных и исторических условиях, даже реакция питерской и московской публики отличаются. С учебной точки зрения Москва и Санкт-Петербург обладают разными возможности ВУЗов. Сегодня в Санкт-Петербурге просто беда в связи с многолетним ремонтом в консерватории. Студентам не доступен большой концертный инструмент, который установили в зале им. Глазунова и вскоре закрыли… В Москве органов больше, и они другие, но, пожалуй, столь удачно отвечающего современным учебным задачам инструмента в столичных вузах нет.

В своё время вы стали победителем исключительно престижного международного конкурса органистов в Великобритании – Сент-Олбанс. Расскажите немного об этом событии вашей биографии.

– Об этом конкурсе можно говорить бесконечно. Сент-Олбанс – старейшее органное состязание, существующее с 1963 года.  Стать его участником – уже здорово, но попасть в список победителей было огромной честью, радостью и признанием того, что кто-то из страны с такой специфической органной историей, как наша, может претендовать на столь высокую награду. Для меня это, безусловно, было событием, в особенности и потому, что к первой премии удалось прибавить ещё три специальных приза: за исполнение произведений Баха, за исполнение современной музыки, а также приз публики. Несмотря на серьёзные конкурсные баталии и традиционно строгое судейство (были случаи, когда первую премию не присуждали вовсе), там замечательная обстановка и удивительно гостеприимные люди. С 2011 года я приезжаю туда каждый конкурс, слушаю финал, что всегда очень интересно, ведь лучшие молодые артисты именно там, и очень рад, что те органисты, которые играли в финале вместе со мной, сегодня активно концертирующие музыканты: Сара Ким, Балаш Сабо, Линда Ситкова – прекрасные исполнители! Это многое говорит об уровне конкурса.

Вы имели непосредственное отношение к организации Международного конкурса Московской консерватории им. А.Ф. Гедике. В последние два десятилетия у нас в стране появилось большое количество конкурсов органистов со статусом «Международный» и их количество приближается к числу учебных заведений, где есть хоть один орган (даже электронный). Какими должны быть конкурсы органистов в России и на каких принципах их стоит проводить (должны ли в жюри сидеть педагоги участников конкурса и прочее)?

– Интересный вопрос. Потому что действительно, конкурсов стало слишком много. Конкурс является для педагогов возможностью как-то себя показать, а для организаторов  конкурс – это возможность как-то продвинуть свою карьеру, пригласить своих коллег из-за рубежа и получить взамен приглашение туда. Это всё известно, так работает практически везде. Так как я максималист, то был ли я сам конкурсантом, членом жюри или организатором, всегда старался отталкиваться от двух главных элементов – это музыка и это участники конкурса. Мы должны найти лучшего и должны продвигать и популяризировать само органное искусство.

Конкурс имени А.Ф. Гедике в Москве – был идеей завкафедрой Наталии Николаевны Гуреевой, за что ей большое спасибо. Такая организация, как Московская консерватория, с её шестью (!) духовыми органами нуждалась в подобном крупном проекте и могла позволить себе провести его на достойном уровне. С позиции одного из организаторов конкурса, я всегда ратовал за то, что программа должна быть трудной, но подъёмной, а условия для конкурсантов должны быть хорошие. У конкурсантов должно быть достаточно времени для репетиции, они должны иметь возможность подготовиться как можно лучше, ассистенты должны быть хорошими, участники должны иметь комфортные условия проживания, наконец. Всё это я нахожу очень важным, поскольку сам был, что называется, в их шкуре. Всегда сложно говорить о жюри. Должны ли там сидеть педагоги конкурсантов? Работа педагога в жюри – вопрос этический. Как правило, голоса педагогов, когда играют их студенты, не учитываются. Но у членов жюри есть и другие возможности повлиять на результат. Всё зависит от человеческого фактора, и от чувства достоинства каждого члена жюри.

Где больше пролегает ваша «концертная география», в стране или за рубежом? Что вы можете сказать об интересе публики и наполняемости залов у нас и «у них»? Меняется ли эта ситуация?

– Близко к пополам, но тенденция такова, что больше серьёзных и интересных мероприятий у меня происходит за рубежом. Органная общественность и «органная публика» у нас и на Западе довольно сильно отличаются. Общее, как мне кажется, - то, что любители органа скорее предпочтут органный вечер симфоническому концерту или опере. В России мы находимся в сегменте концертной светской жизни. Органист на Западе, скорее, принадлежит к церковной традиции, и увидеть тех же слушателей на филармоническом концерте практически невозможно. В целом, интерес к органу и на Западе, и в России я считаю достаточно высоким.

 Просто в Европе на прекрасных инструментах в прекрасных условиях проходит несравнимо больше органных концертов. В каждой мало-мальски крупной церкви уже есть орган, находящийся в естественной для этого инструмента церковной акустике. Если говорить об интересе к органу в России, то у нас это - практически исключительно, как я уже говорил, концертная история и наша органная публика – это, по большей части, публика с филармоническим восприятием. Довольно-таки большой и активный интерес к органу наблюдается в Соединённых Штатах.

Концертная органная традиция имеет свои преимущества. Она в большей степени делает органиста таким же, как и другие музыканты, и в большей степени воспитывает в слушателе восприятие органиста наравне с пианистом, скрипачом или оркестром. Ситуация с органом в России сейчас меняется, однако, просто расширяясь, так как во многих городах концерты стали проводиться в том числе и в церквях, периодически появляются площадки с цифровыми органами разного качества. Но здесь есть и минусы. В условиях необходимости зарабатывать организаторы готовы пойти на всё, и вынуждают делать это и органистов. И вот мы уже видим на филармонических афишах и киномузыку, и всякие кроссоверы, и, простите, «попсу». О том, чем промышляют некоторые частные организации-фонды, не отягощённые просветительской филармонической функцией, лучше вообще умолчать: примитивное заигрывание с публикой, потакание, заискивание - для них повседневный арсенал. О качестве органной музыки, да что там, об «органном искусстве» как таковом, здесь можно забыть. О чём можно говорить, когда за инструментом на так называемых органных концертах оказываются люди без образования… Увы, российская аудитория нередко демонстрирует ведомость и пристрастие к поверхностным эффектам... И эти тенденции, к сожалению, усиливаются. На Западе же, где концертная жизнь в церкви поддерживается общиной, где органная музыка является отражением и дополнением облика церкви в её самом высоком понимании, а не источником заработка, где публику, имеющую силы, время и возможность вдуматься и быть критичной, трудно обмануть, оказывается гораздо легче исполнять сложный, требующий от слушателя работы, но настоящий, вечный, если хотите, репертуар. Этим во многом обусловлен мой крен в сторону Германии, Англии, Испании и других стран. Но я чрезвычайно рад, что, по крайней мере, на сегодняшний день я имею возможность здесь, дома играть цикл из всех произведений Баха, уже в четвёртый раз проходящий в Музее музыки в Москве. Я рад, что, например, 28 января у меня будет возможность выйти на сцену Большого зала Московской консерватории и представлять настоящую органную музыку, с монументальной Фантазией и фугой Листа на 30 минут и лишённой всякого «подхалимажа» музыкой Франка и Глазунова. Я рад, что и фестиваль в Таврическом дворце позволяет исполнять программы без «подсластителей» и «усилителей вкуса».

Как органист, что вы можете сказать о российском органном инструментарии? Каково его состояние и много ли у нас мест, которые мы могли бы назвать залами и инструментами первоклассного, международного уровня? Какие инструменты нуждаются во внимании и требуют ремонта?

– Инструментарий в России, если сравнивать с любой западноевропейской страной, - скромный, это нужно признать. Но у нас есть и большие, и отдельные очень хорошие инструменты. Есть несколько сохранившихся исторических органов, которые, кстати говоря, удачно отреставрированы.  Здесь в первую очередь нужно назвать орган Большого зала Московской консерватории, а также инструменты в лютеранской церкви Петра и Павла и Центральной баптистской церкви в Москве всё это столетние памятники органостроения. Есть и новые успешные крупные проекты, такие как орган Международного Дома музыки – большой инструмент, звучащий в этом зале, наверное, даже лучше, чем любые другие инструменты.

Прекрасно отреставрирован и расширен орган в Академической капелле Санкт-Петербурга. Если говорить об органах необарочного типа, то здесь именно Санкт-Петербург обладает уникальным инструментарием. Нигде нет такого инструмента, как орган Таврического дворца замечательный пример исторически корректного, можно даже сказать, рафинированного органостроения, хотя он и не построен как копия какого-то конкретного инструмента. Ну, и конечно лютеранский храм Святой Марии на Большой Конюшенной, реплика органа XVIII века мастера, друга Баха – Готфрида Зильбермана. Невероятно ценно, что в стране есть такие экземпляры.

Сейчас несколько реже, но всё-таки появляются новые проекты и в других городах. Есть удачные примеры ремонта или реконструкции органов советского времени, такой, как орган филармонии в Барнауле, где из весьма скромного по своим художественным показателям инструмента немецкая фирма «Клайс» смогла сделать орган европейского уровня. Среди тех инструментов, которые остро нуждаются в реставрации, я бы назвал органы филармоний в Твери, Калининграде и Красноярске. Среди площадок российских консерваторий уже давно назрела необходимость ремонта в Новосибирске и Саратове.

Вообще, по правилам после 25 лет эксплуатации орган должен проходить капитальный ремонт, но у нас этого практически не происходит. Стоит признать, что администрации филармоний прекрасно это понимают, но у них просто нет денег. Остаётся надеяться, что те, от кого зависит выделение средств, всё-таки обратят внимание на проблему упомянутых органов, если конечно они не хотят, чтобы органное искусство на этих сценах угасло.

Константин Волостнов

Два вопроса, которые мы задаём всем нашим гостям. Что для вас Санкт-Петербург (в органном плане), как вы воспринимаете город как органист?

Для меня это всегда желанное место для гастролей и вообще поездок. Я люблю Санкт-Петербург, люблю в нём просто бывать. Особая атмосфера города не нуждается в каком-либо дополнительном комментарии, мне лично в нём просто очень комфортно, кроме того с этим городом связаны различные приятные воспоминания, в том числе и личные. И каждое посещение Санкт-Петербурга всегда удовольствие.

И в органном плане это особое место два прекрасных «исторических» инструмента (в Таврическом дворце и церкви Марии на Большой Конюшенной), воспроизводящих барочные школы, романтический орган Капеллы, - всё это выделяет Санкт-Петербург среди других городов. В свете наличия большого числа католических и лютеранских церквей здесь есть серьёзный потенциал для развития. Сохранилась значительная часть церковных пространств, где может быть, когда-то появятся большие и хорошие духовые органы.

Вы неоднократно выступали в Таврическом дворце, где Капелла «Таврическая» проводит ежегодный органный фестиваль с 2011 года.  Постоянно говорится, что нет двух одинаковых органов и залов (акустически). Ваша профессиональная оценка зала и инструмента в Таврическом дворце?

На органной карте России Таврический дворец – место весьма заметное, и, пожалуй, даже уникальное, поскольку в нецерковном пространстве сосуществует церковная акустика и прекрасный орган. Сочетание акустики и звуковых характеристик дворцового органа абсолютно идеальное. С точки зрения профессиональной оценки, и в этом нет никаких сомнений, купольный зал Таврического дворца занимает достойное место среди концертных площадок Европы. Крайне приятно бывать тут и работать с этим инструментом. И я очень рад, что орган живёт и звучит, что есть фестиваль, что приходят слушатели, даже, несмотря на известную специфику места, и необходимость приходить с паспортами, для проверки и допуска на концерт во дворец, в отличие от прочих концертных залов. И при этом тут полный зал, за что можно конечно поблагодарить организаторов, пожелав Капелле Таврической дальнейшего процветания, а вашему прекрасному органу многих сезонов на радость петербуржцам!

 - Благодарим за теплые слова, Константин Сергеевич, и с нетерпением ожидаем на закрытии фестиваля вашу программу «Центр притяжения – Иоганн Себастьян Бах» 18 декабря!

Беседовали Алена ПЕТРОВА и Анатолий ПОГОДИН

Фото из личного архива Константина Волостнова предоставлены Капеллой "Таврическая"

 

27.10.2019



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей