• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости


29.01.2020

Пётр Скусниченко: "Наш инструмент должен быть настроен!"

Недавно профессор Московской консерватории Пётр Ильич Скусниченко отпраздновал свой юбилей. Обычно в юбилей принято подводить промежуточные итоги. Пожалуй, концерт, посвященный  этому знаменательному событию можно было бы назвать таким предварительным итогом, но лишь относительно. Потому что если бы все именитые ученики Петра Ильича приняли в нём участие, то концерт превратился бы в музыкальный марафон, который бы занял никак не менее целого дня, даже если бы певцы исполняли всего по одному произведению. Не одно поколение выпускников его класса поёт в театрах всего мира. Заведующий кафедрой сольного пения, заведующий кафедрой оперной подготовки и декан вокального факультета Московской государственной консерватории Пётр Ильич Скусниченко рассказывает «Музыкальному Клондайку» о своём пути в педагогику, о процессе пения, о современных студентах  и многом другом.

-Пётр Ильич, справедливо говорят, что есть такие виды деятельности, которым нельзя научить, но можно научиться.  Насколько это относится к вокальному искусству?

-Мне кажется,  это стопроцентно относится к вокальному искусству.  Потому что природный голос - это такой инструмент ненастроенный. Это не рояль, это не скрипка. И если на рояле можно заниматься три часа, потом сделать передышку и заниматься ещё три часа, на скрипке позаниматься два часа, выпить кофе и  потом ещё еще два часа, то у нас вы можете заниматься если 15-16 или 17 лет, как бывает в училище, то полчаса – максимум. В консерватории - 40 минут максимум, и то я постоянно спрашиваю, не устал ли студент. Многие говорят, нет, не устал, давайте еще будем заниматься. Не надо, потому что эти лишние пять минут потом могут привести к врачу, и  врач скажет: «Две недели не петь». Умение научиться – главное для вокалиста. Говорю я всем разное: одному – «Откройте рот», другому – «Закройте рот», третьему – «Не улыбайтесь», четвертому – «Что ты стоишь, как истукан, надо хотя бы улыбнуться»…. И если студенты не воспринимают, то ничего не получится. У меня были студенты, которые в итоге так и не закончили консерваторию, хотя имели очень хорошие голоса. Я всегда говорю: «Голос – это составная часть твоего инструмента, важная, но часть. При голосе должна быть голова, чтобы ты мог воспринимать, что я говорю, переваривать это, делать – и тогда мы вместе будем двигаться».

- Далеко не все ведущие певцы, интересные солисты приходят к педагогике. А некоторые приходят и говорят ученику: «Делай, как я», что не всегда хорошо заканчивается…

- Я считаю, что когда говорят ученику «делай, как я», то грубейшая ошибка. Потому что «делай, как я» может быть только в том случае, если у вас точно такое же строение голосового аппарата, как у меня. Ни миллиметра вправо, ни миллиметра влево, и ни вверх, ни вниз. Да что там миллиметра – доли миллиметра! Чуть не так, и вы, естественно, не можете петь, как я. Но педагоги такие встречаются, и практика показывает, что это очень плохо. Большая часть студентов уходит из классов педагогов «пой, как я», они понимают, что ни петь, ни открывать рот, ни дышать так не смогут. Это очень и очень нехорошо. Я думаю так, это моё личное мнение, не исключаю, что кто-то может меня поправить. 

- А как вы пришли к педагогике?

- Наверное, гены сказались. Мой папа закончил перед войной педагогический институт, физмат, а диплом получил уже после войны. Родом он из Черкасской области, а на работу его послали во Львовскую область, директором школы и учителем физики и математики. Мама родом из Полтавской области, из Великих Сорочинец. После педагогического института она попала на работу в ту же школу, что и папа, во Львовской области. Они там познакомились, поженились, и мы, дети, родились там.  Папа – педагог, мама – педагог, сестра и брат – педагоги… вот такие гены…Мой учитель в консерватории Гуго Ионатанович Тиц рассмотрел во мне что-то такое, «педагогическое», ещё когда я был студентом. Я всегда оставался в классе после своего урока, слушал, как другие поют, как мой педагог с ними занимается, какие замечания делает. И не просто слушал – записывал. У меня есть заветная книжечка с этими записями, я ее вел с 1975 года. Она меня по сей день выручает, однажды потерял ее, думал, что сойду с ума. Хорошо, что нашел. Верно говорят, что любой ассистент должен быть чуть впереди своего педагога, но не забывать о фундаменте, который педагог заложил, и развивать его дальше. Бывают у меня ситуации, когда наичнаю сомневаться, туда ли мы с учеником идем. Посмотрю на портрет Гуго Ионатановича, почитаю книжнечку – да нет,  правильно идем, просто студент пока не понимает. А потом все налаживается.

Ассистентом профессора Тица я стал в возрасте 30 лет, будучи стажером Большого театра, лауреатом конкурса им. Чайковского, им. Глинки, конкурса в Тулузе. И я сидел три года у него в классе, сам занятий не проводил. На четвертый год Гуго Ионатанович предложил: «Давай, ты будешь один день вместо меня преподавать». Как же я испугался! Но Гуго Ионатанович меня всегда поддерживал.

- В мире, как говорится, всё течёт, всё изменяется. А что изменилось в методике преподавания вокала?  

- Девяносто процентов остается незыблемым – классический фундамент постановки и развития голоса. Когда человек умеет управлять своим голосом, он сможет спеть любую музыку, постигнуть разные стили исполнения и т.д. Но инструмент должен быть настроен. А вот петь сегодня так, как пели великие Лемешев и Козловский, уже нельзя. Эта великая эпоха осталась в прошлом, это тридцатые годы прошлого века.

- Пение – это процесс более физиологический или более музыкальный?

- И то, и другое. Конечно, пение – процесс физиологический. Но если человек стоит и издает просто звуки, то, будь он даже с самым красивым и большим голосом, это не певец, я назову его просто звукоиспускателем каким-то. Я всегда объясняю студентам, что бывают люди, у которых голос в два раза меньше вашего, но аплодисментов на сольном концерте они получат в десять раз больше, чем вы. А вы у себя на концерте увидите, как половина зала уйдет потому что они уже узнали, какой у вас голос, а больше ничего интересного вы им не предлагаете, и слушать дальше вас неинтересно. А когда вы имеете и голос, и голову и еще сердце, то вы будете не просто издавать звуки, а петь о чем-то очень важном, вы будете передавать в зал особые флюиды, и люди в зале будут не просто вас слушать, а внутренне вам отвечать, сопереживать вам.

- На вас лежит ответственность не только за учеников вашего класса, но и за весь факультет, за всю кафедру сольного пения, и еще за кафедру оперной подготовки. Уникальный случай – вы декан факультета и заведующий двумя кафедрами. Помимо творческой и педагогической работы – огромная нагрузка чисто организационная, и не только. Ведь все педагоги – яркие  индивидуальности. Наверняка, часто приходится «разруливать» ситуации, принимать во внимание амбиции и преподавателей, и студентов. Как вам это удается? 

- Да, я 23 года заведую кафедрой сольного пения и 22 года – декан вокального факультета. В нашем коллективе, разумеется, каждый преподаватель – ярчайшая индивидуальность, пели по 20 и более лет в Большом театре, в театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Когда прошлый заведующий кафедрой сольного пения, наш выдающийся певец Евгений Евгеньевич Нестеренко уехал работать в Вену, встал вопрос о том, кто будет исполнять его обязанности. У нас тогда на кафедре преподавали и Нина Львовна Дорлиак, и Ирина Константиновна Архипова, и Елена Васильевна Образцова, и Лариса Александровна Никитина, и многие другие выдающиеся певцы, большие авторитеты в нашей области. Я и подумать не мог, что выбор падет на меня. И вот было большое собрание всей кафедры, и бывший тогда деканом вокального факультета  Борис Михайлович Ляшко объявил, что после опроса всех членов кафедры и разговора с ректором никаких других предложений высказано не было, и исполнять обязанности заведующего кафедрой сольного пения будет Пётр Ильич Скусниченко. «Вам слово, Пётр Ильич». Я поблагодарил всех за доверие и сказал, что постараюсь, чтобы наша кафедра работала хорошо, чтобы у нас была хорошая атмосфера, чтобы мы могли свободно обсуждать все вопросы. Стараюсь это обещание держать. Наталья Дмитриевна Шпиллер как-то сказала мне: «Если бы вы были дипломатом, то, наверное, на всем земном шаре не было бы ни одной войны. Вы умеете обходить острые углы, тактично говорить о недостатках, или вообще делать так, что вот вы ничего не сказали, а все всё поняли». Наверное, это тоже от отца передалось, он же руководил педагогическим коллективом.

- Как вы реагируете на такие  ситуации, когда к вам приходят студенты и говорят, что хотят поменять педагога? Это же очень острые моменты…

- Хороший вопрос. Когда я стал завкафедрой, педагоги предложили: давайте запретим любые переходы из класса в класс. Нет, уважаемые коллеги, этого нельзя делать. Бывает так, что в класс заходит человек, и он тебе еще даже не запел, а уже возникает контакт. А бывает, не возникает, нет взаимопонимания, а бывает, ваша школа немного не подходит данному конкретному студенту. Но надо прекратить коллекционирование педагогов. Один раз студент имеет право перевестись, но не более.

Когда приходят  с этой просьбой студенты, я, как правило, не менее половины из них могу уговорить от этого шага отказаться, объяснить, что по первым 5-6 урокам на первом курсе нельзя определить, подходит ли это вам или нет. Прошу подождать хотя бы полгода, говорю, что вы привыкли к своему педагогу в училище, а тут немного по-другому, прислушайтесь, может быть, говорят об одном и том же, только другими словами. Я за то, что вы имеете право перевестись,  но не через неделю после начала занятий.  И часто бывает, что пройдет месяц-два, и мы забываем об этом разговоре, и человек спокойно учится. А вот если на втором-третьем курсе я вижу, что студент, успешно к нам поступивший, не развивается, а деградирует, это же все слышно, тогда другое дело, интересуюсь, к кому он хочет в класс, звоню этому педагогу, спрашиваю, может ли он помочь. Так что отношусь нормально к таким, действительно, острым, моментам.

- Мой следующий вопрос, наверное, будет выглядеть банальным. Студенты изменились по сравнению с тем временем, когда вы начинали преподавать?

Конечно, изменились. По целому ряду причин. Сейчас практически каждый вынужден работать, потому что размер стипендии таков, что даже не обсуждается. К нам поступают люди достаточно взрослые, до 18 лет вообще не берем, есть риск, что мутационный период не закончился. Результат – когда мы учились, мы постоянно слушали друг друга на занятиях, это очень полезно, ты себя не слышишь, в пении другого, в замечаниях педагога ему  ты многое можешь понять. Гуго Ионатанович Тиц просил нас слушать друг друга. У нынешних студентов просто такой возможности нет. Отпели урок и помчались на работу. А то, бывает, звонят и говорят, не смогу сегодня никак, на работе занят… Иногда даже экзамен переносим, ничего не поделаешь. Это понятно и извинительно. А вот то, что терпения у них нет, это уже не очень хорошо. Все хотят, начиная с третьего курса, гастролировать. Это далеко не всегда полезно. Так же, как не полезна неразборчивость в выборе мастер-классов, они разные бывают. Очень полезно работать над иностранным языком, над стилем исполнения. Что касается чисто технических моментов, их на эпизодических мастер-классах не постигнуть, процесс длительный и кропотливый.

Беседовала Надежда КУЗЯКОВА

Фото Д.Рылова предоставлено пресс-службой

Московской государственной консерватории им. П.И.Чайковского

29.01.2020



← интервью

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей