Известная оперная певица и вокальный педагог Любовь Казарновская рассказывает о проблемах современного мира, театра и … зрителей.

- Любовь Юрьевна, как оперные театры переживают карантин в связи пандемией коронавируса?

- Абсолютно все театры и концертные залы находятся в одинаково сложной ситуации - они закрыты! Контракты солистов по причине форс-мажора не оплачиваются. И практически не называются конкретные даты переноса постановок. Конечно, сложнее всех молодым солистам, начавшим свой творческий путь. Их именитые коллеги имеют "подушку безопасности" - они обеспечены, и их уровень жизни сохраняется, в основном. А вот те, кто рассчитывал свою жизнь по предполагаемому денежному приходу и взял кредиты, допустим, или создал семью и не может сейчас спрогнозировать, что будет в ближайшее время, - это испытание, конечно. И таких очень много. И состояние у многих просто отчаянное. Хочу подбодрить молодых: верьте в себя, в свой талант, в помощь высших сил, и все будет хорошо!

- Такой длительный простой для оперного певца - благо или нет?

- Всё зависит от внутреннего настроя певца - у кого-то полная уверенность, что без выступлений и перемещений по миру, нахождения в суете сует репетиций, «движухи» во всех смыслах, потеряется форма, исчезнет кураж и т.д. А, например, выдающийся тенор Альфредо Краус настаивал на голосовом отдыхе в течение 3-4 месяцев с постепенным вхождением в активный режим. И звучал до 68 лет свежо и ярко! Любое препятствие надо принимать, как момент обучения и возможность пересмотреть что-то в своей жизни и в своём сознании.

- Все вокруг говорят, что мир после пандемии изменится. А как он изменится?

- Мир уже изменился - так, как было раньше, не будет. Все экономические, политические, культурные, научные институции уже претерпели ломку. Как мир будет выходить из кризиса безработицы, последствий природных катаклизмов, практического уничтожения малого и среднего бизнеса, невостребованности ряда творческих профессий – никто толком не знает. Людей ещё пугают чипированием, цифровизацией в образовании, что вообще является преступлением и грозит гуманитарной катастрофой.

Елена Образцова - Бабуленька, Любовь Казарновская - Полина. Опера "Игрок" Прокофьева в Ла Скала.

- В прошлом году оперный мир праздновал 80-летие со дня рождения Елены Образцовой. Расскажите, пожалуйста, о своих встречах с ней.

- Впервые я услышала Елену Васильевну, будучи школьницей. Она пела «Ах, вы, кони-звери». Стройная, совсем не похожая на массивных примадонн, в коротком чёрном платье, она поразила нас с мамой, и мы побежали в Большой театр слушать её в Марине Мнишек и потом в Консерваторию на сольный концерт. Я была ею очарована! Темперамент, смелость на сцене, грудной голос, вырывающийся за рамки школьного, однообразно-однородного эталона звука, - всё это было ново, ярко, необычно. А потом я поступила в Консерваторию и с моей подругой, ученицей Елены Васильевны, приходила на её уроки. Она пригласила меня в свой класс, но я сказала: «Для меня это честь, но мне надо серьезно и ежедневно работать с педагогом, как вы в своё время.  А вы же часто на гастролях, и я буду предоставлена сама себе». Она согласилась и не рассердилась. А через несколько лет мы встретились, когда я пела с ней в одном концерте в Колонном зале. Она стояла в кулисе и слушала, потом очень хвалила.

А далее была моя «Травиата» в Мариинском, тогда Кировском театре, и Елена Васильевна пришла с Альгисом Жюрайтисом (дирижёр Большого театра, муж Е.В. Образцовой, - примеч. Л.Л.) меня послушать и сказала, что тоже хочет Виолетту попробовать - уж очень нравится роль. А потом добавила: «Но всё-таки не буду».

И ещё одна встреча: меня пригласили спеть Недду в Большом театре (в опере «Паяцы» Леонкавалло – примеч. Л.Л.). Состав был звездный: Атлантов, Ворошило, Мазурок. Образцова сидела в директорской ложе. Она пришла за кулисы и сказала, что будет рекомендовать меня для гастрольных выступлений с Государственной хоровой капеллой Армении - турне во Францию и Англию. Но надо спеть фрагменты из «Набукко» Верди. Я испугалась, а Елена Васильевна говорит: «Ты справишься, ты умная певица и не орёшь!». А потом уже мы встречались на международных оперных сценах. Пели в «Трубадуре», «Бале-маскараде» с Капучилли, Лео Нуччи, Каррерасом, Паваротти. И подружились. Она была удивительно смешливой и заводной. Мы вместе готовили её любимый ризотто. Она рассказывала много историй, анекдотов, трагикомических случаев из жизни великих. А когда вместе оказались в Ла Скала и прожили в соседних апартаментах почти два месяца, сдружились очень! И потом в Париже и Голландии на записи оперы «Игрок» просто не расставались! Ходили в гости к её друзьям, в рестораны, на спектакли. Она что-то критиковала, что-то хвалила и объясняла, почему. Однажды Елена Васильевна на концерте в Консерватории спела арию Адрианы Лекуврер и со сцены посвятила её мне. Я не ожидала и прослезилась от этого её жеста.

И вдруг образовалась трещинка в наших чудесных отношениях. В Михайловский театр пришел директором Кехман и пригласил меня и Фаруха Рузиматова возглавить соответственно оперу и балет. Уже всё было оговорено, как вдруг я узнаю, что Елена Образцова предложила Кехману свою кандидатуру, сославшись на то, что я слишком интеллигентна и деликатна, а здесь нужен человек, умеющий зубы показать. Я вначале напряглась от такого её поступка, но потом поняла, что Боженька меня уберег. Елена Васильевна попросила меня с ней увидеться. Я избегала встречи, но потом мы с ней столкнулись в Доме музыки на репетиции – сначала моей, и потом её. Она сказала: «Слушай, Любаня, не сердись... Ты молодая, а для меня это был шанс и попеть, и поруководить. Прости меня». И я оттаяла. Мы расцеловались, и через какое-то время, встретив меня на улице, она сказала, что спасла мои нервы от этой работы! И расхохоталась! И я тоже! Она была удивительной! Никогда не забуду её голос в Азучене, Ульрике, Амнерис. Это нечто нечеловеческое, инфернальное, как будто гудение Земли.

- Раз уж мы коснулись Большого театра, хочу спросить, почему у большинства современных российских певцов такая невнятная дикция? А у солистов Большого театра советского периода каждое слово было, как на ладони.

- Работа над ясным, смыслово-окрашенным словом - то, что Шаляпин и Станиславский называли вокально-драматическим интонированием музыки, - педагогами старой школы считалось делом не менее важным, чем владение технологией пения. И это абсолютная истина! Певец-артист, певец-интеллигент, которому есть что сказать, передать смыслы, артикулированное слово - это и есть искусство. Сегодня мы слышим, что за эффектными нотами, громкостью голоса и сценическим напором часто ничего нет - пустое, не наполненное сердцем звукоизвлечение. И не только у певцов, кстати. Сегодня этим "болеют" и инструменталисты. Мне повезло - мои педагоги работали со мной над драматургически-вокальными, образными и смысловыми задачами произведения. Как это важно! И я со своими учениками работаю таким же образом. Независимо от возраста ставлю задачу осмысления каждого звука в риторическом аспекте фразы, мысли, общей задачи произведения. Отсюда и дикция, и верные смысловые акценты, и ясность музыкально-речевой подачи. Вязкость, неясность слова рождает однообразный, скучный набор звуков, может быть даже красиво спетых, но никому не нужных.

- Да и публика сейчас не всегда на высоте. Даже в академических залах начинают хлопать во время исполнения певцом произведения. Почему люди захлопывают то, что пришли слушать?

- Думаю, что влияние массовой культуры, пропаганда поп-культуры на ТВ и радио, почти во всех СМИ и общее снижение вкуса стало большой проблемой. Законы шоу-бизнеса проникли во все сферы жизни, публика считает особым драйвом подбадривать себя узнаваемостью мелодий, хлопаньем, раскачиванием в такт музыки. Неслучайно сегодня жанр сольного концерта с камерными сочинениями практически отсутствует на афишах концертных залов, филармоний. Директора концертных залов предпочитают концерты с оркестром с традиционными ариями, увертюрами и классически-попсовыми бисами, куда идёт специфическая публика с "хорошим кошельком", как правило, мало разбирающаяся, где можно хлопать, а где нельзя. И даже если предупреждают, что нельзя аплодировать между частями симфоний, номерами вокального цикла или инструментальных концертов, публика всё равно хлопает, т.к. привычки масс-культуры рвутся наружу. И незнание произведений классической музыки демонстрируется в полном объеме.

- Почему такое распространение получила режиссёрская вседозволенность в оперных театрах, так называемая режопера?

- Режопера оказалась очень заразной штукой! В наши дни режиссёры часто не заморачиваются музыкальной составляющей оперной постановки, многие даже говорят, что мол, пусть себе певцы поют, а моя картинка пусть удивляет зрителей - и чем скандальней, тем лучше. И голые тела, сексуальные сцены привлекут, по их мнению, больше публики. Глупость несусветная! Ни к смыслу, ни к музыкальной драматургии, ни к оперной традиции всё это не имеет отношения. Певец бесправен в таком спектакле. А потом сетуют, что нет личностей на сцене! Конечно, они не нужны таким режиссёрам!

- В чём разница между гением и талантом?

- Гений - это талант, умноженный на 100%! Гений - новатор, творящий новые формы, опережающие время. Гений - это другие творческие вибрации, которые восхищают восприимчивых и раздражают серую массу. Талант способен подняться лишь до определенной высоты, но никогда не достигает высших откровений и прорывов в высокие энергии. Талант исследует творчество гения, подражая ему, копируя его, но он всегда второй. Гений—первый! Совершенно гениально сказал Шопенгауэр: «Талант похож на стрелка, попадающего в цель, недостижимую для других. А гений — на стрелка, попадающего в цель, попросту не видимую другими».

- По Пушкину, «гений и злодейство – две вещи несовместные». А как вы считаете?

- Я много думала об этом. Наверное, есть гении светлые, космические. Их творения создают благую ноосферу, излучают свет, мудрость, добро и нравственную чистоту. А есть гении зла, и всё, к чему они прикасались со всей своей мощной энергией, становится тьмой, мраком, оборачивается несчастьями и трагедиями. Гении света - Пушкин, Моцарт. Гении тьмы - Паганини, Сальери.

Беседовала  Людмила ЛАВРОВА

Фото из личного архива Любови Казарновской предоставлены автором материала.