Сегодня отмечает день рождения художественный руководитель Волгоградского государственного театра «Царицынская опера», дирижер, композитор Антон Лубченко. Антон принадлежит к новому поколению российских музыкантов, но в его послужном списке уже не только яркие творческие проекты, но и серьезные руководящие должности. В день его рождения мы хотим вспомнить некоторые фрагменты одного из интервью маэстро нашему изданию. 

Антон Лубченко. Фото Вагаршак Арзуманян

- Вы очень активно работающий дирижер и востребованный композитор. Кем вы все же больше себя ощущаете?

- Сергей Рахманинов говорил: «Когда я пишу – я не могу играть, когда я играю – не могу писать». У меня немного схожая история. Когда я дирижирую – действительно, практически не могу заниматься композиторским творчеством. Потому что для этого мне необходимо перестроить полностью свой график хотя бы на несколько дней или неделю, не заниматься ничем, кроме композиторской деятельности. Думаю, всё же, что в моей творческой жизни эти две деятельности совершенно не отделимы друг от друга, так как многое из того, что умею в дирижерской профессии, идет от композиторских навыков. Так же, как и многое в моей музыке существует благодаря дирижерской практике. Это взаимодополняющие вещи.

- Какие жанры вам наиболее близки как композитору, какие – как интерпретатору?

- Близки абсолютно все жанры и как дирижеру, и как композитору. Главное, чтобы это была музыка, способная меня «зацепить». Мог бы скорее назвать любимых мною авторов. Прежде всего, это русская музыка – Чайковский, Рахманинов, Мусоргский, Римский-Корсаков. Безусловно, Прокофьев – один из самых любимых композиторов. Чуть в меньшей степени Шостакович и Скрябин. Еще в меньшей степени  – Стравинский. Из западных композиторов – Брамс, Шуман, Малер, Вагнер, Брукнер, Р. Штраус, – те авторы, которые входят в сферу моих интересов и постоянный репертуар. Любая нота, написанная этими художниками, для меня священна.

Что касается предпочтений в собственном композиторском творчестве, то, можно сказать – я всеяден, работаю в разных жанрах. Точнее, во всех тех, что вызывают интерес у моих заказчиков. В творческом «портфеле» есть и оперы, и балеты, и симфонии, и струнные квартеты, симфонические пьесы, оратории, кантаты, и т.д. Наверное, меньше пишу в фортепианном жанре. Просто потому, что для фортепиано столько написано, что ужасно сложно создать какую-то интересную фактуру. Ведь я пианист в прошлом – сложно обойти в вопросах изобретательности фактуры Листа, Рахманинова, Скрябина, Прокофьева... У таких гениальных симфонистов, как Чайковский и Шостакович, фортепианные сочинения считаются слабее других (хотя я это мнение не разделяю) именно из-за «непианистического», оркестрового мышления. Я себя с ними не сравниваю, ни в коем случае, но тоже привык мыслить «оркестрово». Правда, несмотря на это, у меня есть пять фортепианных сонат, последняя из них мне кажется удачной, а другие четыре – не помню.

- Произведение «Кармандонская соната» как и многие другие ваши сочинения, - это отклик на современные события? Вы много пишете музыки к годовщинам исторических событий, с чем это связано?

- Я пишу далеко не только к событиям. Так просто получается, что сочинения заказываются зачастую к датам, а «заказные» вещи, как правило, больше исполняются и потому более известны. Но было бы неправильным считать, что я пишу музыку ко всем событиям подряд. Сочиняю только тогда, когда произведение может выразить мои чувства, мысли, эмоции. Когда понимаю, что оно может стать одним из актов моего самовыражения. В этом случае, если меня цепляет дата, событие, если меня интересует повод, для которого мне заказывают сочинение – соглашаюсь. Если же мне это неинтересно, то отказываюсь от таких заказов.

Вообще, для создания сочинения мне очень важен мой внутренний эмоционально открытый отклик на тот или иной повод. Пожалуй, без зова сердца у меня ни одно сочинение не написано. Считаю это принципиальным качеством своей музыки. Никогда не гнался за созданием «нового музыкального языка» и не стремился придумывать всевозможные умозрительные  формулы и схемы. Для меня музыка всегда была способом общения с людьми. Прежде всего, ставлю для себя задачу эмоционально «подцепить» слушателя, а уже потом все остальное.  

- Какие задачи вы ставите перед оркестром?

- Перед оркестром – только одну: наиболее точно передать то, что автор зашифровал в своей партитуре, то, что вложено в сочинение. В музыке объём того, что ”между строк” (точнее – между нотными станами) – иногда в десятки раз больше, чем, скажем, в литературе. Как говорил Брамс, «то, что не высказал я – сильнее того, что сказал». И вот понять, что же не высказано – это и есть моя задача, а высказать, то есть исполнить наиболее точно – уже задача оркестра. Говоря проще – все, что я требую от оркестра, это профессионализм.

- Киномузыка. Она начинает все чаще звучать и на филармонической эстраде. Как вы оцениваете современное состояние нашей киномузыки, какие планы – будет ли продолжение в этом жанре?

- Это наша русская традиция. Я бы сказал, идущая с тех времен, когда вообще не было кино, а был развит театр. Тогда сочинение музыки к драматическому спектаклю стояло перед автором такой же интересной творческой задачей, как симфония, опера или балет. Мы знаем много замечательной музыки Чайковского, Прокофьева, Шостаковича к театральным постановкам Таирова, Радлова, Мейерхольда. (Кстати, эти партитуры я неоднократно включал в свой репертуар и буду продолжать это делать). Позднее, когда кинематограф стал потихоньку вытеснять театр из интересов зрителей, лучшие композиторы стали работать в жанре киномузыки. Конечно, прежде всего, это Шостакович, Прокофьев, Кабалевский. Часто киномузыка исполнялась в советское время с концертных площадок. Например, музыка Шостаковича из фильмов  «Гамлет» или «Овод». А чего стоит кантата «Александр Невский» Прокофьева, вся построенная на музыке из одноименного фильма? Конечно, в 80-е и 90-е кризис пришел и в киномузыкальную культуру. Запросы к музыкальному ряду стали более примитивными у создателей кино. И тем не менее, мы и в этот период имеем образцы киномузыки таких композиторов как Шнитке, Артемьев, Тищенко, Гаврилин, Свиридов и так далее. Конечно, я надеюсь, что традиции серьезной киномузыки с привлечением таких важных ресурсов как симфонический оркестр будут возрождаться. Во всяком случае, создание фильма «Три дня до весны», снятый в 2016 году на «Ленфильме» – тому подтверждение. Тогда мы записали масштабный саундтрек с симфоническим оркестром Мариинского театра... Что касается меня – мне грех жаловаться, будто меня  режиссёры ограничивают в средствах музыкальной выразительности. Мне повезло с командой.

- Будет ли в России звучать опера «Доктор Живаго»?

- Это творческое детище – одно из наиболее близких мне, важных, дорогих для меня. В России оно уже звучало, кстати. Во Владивостоке мы несколько раз давали эту оперу в полуконцертном исполнении. Напомню, что в Германии 12 спектаклей оперы прошло при полных аншлагах в 2015 году! Конечно, не хочется оставлять надежды, что когда-нибудь мой «Доктор Живаго» будет поставлена и в России, этого бы очень хотелось. Мне кажется, что это актуальный для сегодняшнего зрителя роман. Кажется, и музыка также не оставляет слушателя без участия. Во всяком случае, те, кто эту оперу слышал, постоянно обращаются ко мне с просьбой прислать запись, чтобы повторить свои слушательские ощущения. Но я никогда ничего не делал для продвижения собственных сочинений, никогда не предлагал дирижерам своих партитур. Палец о палец не ударю и для продвижения этой оперы. Если кто-то заинтересуется – партитура есть. Опера уже состоялась как музыкально-исторический факт, поэтому я спокоен. Она живет, записана со звёздным составом певцов, таких как Елена Стихина, Владимир Байков, Андрей Попов, Виталий Ишутин. Периодически эта запись транслируется на радио. Если у какого-либо театра возникнет заинтересованность – буду безмерно счастлив.

Беседовал Антон Урбан.

Фото из личного архива А.Лубченко

Маэстро, примите поздравления и пожелания дальнейших успехов от «Музыкального Клондайка». Ждем новых встреч с Вами на нашем портале и страницах газеты!