Альбом «Еnliven» («Вдохновленный») Филиппа Шпартова посвящен чуду собственного рождения, которое не обошлось без помощи врачей, буквально подаривших ему жизнь, и размышлениям о самой жизни.

Елена Березина-Трусова побеседовала с композитором о таинстве создания музыки, источниках вдохновения и том, что помогает и мешает творческому процессу.

— Первый ваш диск сочетал инструментальные и фортепианные пьесы, а сейчас вы выпустили сольный фортепианный альбом. Как он формировался, с чего всё началось?

— С приглашения поучаствовать в большом концерте. А поскольку я на своём композиторском пути в тот момент был не такой опытный… К слову, я и на сегодняшний день не считаю себя зрелым автором, несмотря на то, что в музыке я профессионал, занимаюсь ею с раннего детства и сочинительство всегда присутствовало в моей жизни. Долгое время я был сосредоточен на исполнительской деятельности. И только лет шесть назад фокус моего внимания переключился на композицию. В общем, к тому концерту я не нашёл у себя подходящего произведения – такого, которое могло бы прозвучать на большой классической сцене. И я поставил перед собой задачу его сочинить. Получилось действительно удачно – после выступления было много отзывов и приятных комментариев. Люди до сих пор пишут, просят ноты. Я понял, что слушателям нравится такой концертный формат – когда произведение развёрнутое, с яркой темой и выраженной драматургией. И подумал, что надо бы поработать в этом ключе.

Я садился за инструмент, без определённой цели, и пытался сочинить что-то подобное. Со временем накопилось несколько таких композиций, и я уже задумался об альбоме. Когда идея сформировалась окончательно, я просто дал себе установку дописать достаточное количество треков для наполнения альбома.

— Заглавный трек альбома – танго «Элегия», которое вы сочинили для того концерта. Но название альбому дало другое произведение.

— «Элегию» я считаю основным треком, поскольку она явилась импульсом к созданию альбома. Но озаглавить так альбом было бы странно. По-моему, «Еnliven» подойдёт больше. И одноимённый трек я выделяю особо. Возможно, он не такой яркий, как «Элегия», но он созвучен тем идеям, мыслям, которые в тот момент мною владели, и событиям моей жизни.

— Вы доверяете кому-то прослушивание демо-материала? Или до последнего держите в секрете?

— Я из тех людей, кто не слишком любит спрашивать совета. Поэтому не предлагаю слушать то, что ещё полностью не готово. Конечно, когда мне необходим совет, я за ним обращаюсь. Но я сам способен дать адекватную оценку тому, что делаю. Во-первых, потому что я достаточно критичен в отношении своего творчества. И не только своего. И не только в области музыки, но и в любом другом виде искусства – я разборчив, очень разборчив. Такая черта характера. Из того огромного количества стилей и жанров, которое существует в современной музыке, я в любом могу найти что-то интересное для себя. Но, к сожалению, при всём изобилии, действительно стоящих вещей совсем немного. Возвращаясь к вопросу, как уже сказал, я уверен в себе и критичен. Половина сочинённого мною материала уходит в мусорную корзину. Если, к примеру, в этом альбоме восемь треков, это означает, что было сочинено ещё восемь композиций, которые никто не услышит, потому что они были подготовительным материалом. А второй момент – я эмоционально завишу от чужого мнения. К сожалению. И в процессе работы над альбомом, мне очень важно, чтобы никто не вмешивался. Не то чтобы я болезненно воспринимал критику. Наоборот. Но то, что чьё-то субъективное мнение способно развернуть меня или даже сломать всю работу, это факт. И альбома не будет вообще. Поэтому я просто оберегаю себя: пока не доделаю, никому не показываю.

— Какие этапы и сложности нужно преодолеть, чтобы выпустить альбом?

— Говорят, на одной только платформе Spotify, каждый день выкладывают 45 тысяч новых треков. Раньше не было такого вала музыкальной продукции. Лейблы занимались продюсированием, выпускали диски, которые продавались в магазинах. Теперь, благодаря современным технологиям, каждый способен сочинять музыку. Можно сидеть в телефоне и что-то делать в мобильном приложении, а потом выложить, к примеру, на Apple Music. Как, при таком обилии музыки в мире, независимому артисту найти своего слушателя?! Как обратить внимание на свой трек, чтобы хоть кто-то его послушал? Ради продвижения своей музыки ему приходится брать на себя функции целого лейбла. Чтобы выделиться из этих тысяч треков, надо чтобы твой трек был всё-таки на определённом уровне. Мало сочинить музыку, надо её качественно записать. Чем выше качество записи, тем больше шансов продвинуть  произведение. Поэтому нужно серьёзно вкладываться в это.

Сам процесс записи состоит из нескольких этапов. Это не просто запись на несколько микрофонов. Это работа с акустикой, микс микрофонов, мастеринг. Очень важно, с какими людьми ты сталкиваешься в студии, насколько доброжелательно они относятся к тебе и твоей музыке. Если видишь, что лицо звукорежиссера кислое или скучающее, то всё, конец записи, провал. Либо включаешь на полную катушку морально-волевые качества и доводишь дело до конца. Вообще, это такой тонкий и довольно серьезный вопрос. Звукорежиссер – человек наслушанный. И если он, с таким богатым опытом, оценил твою музыку, это хороший симптом. И обратный момент: если не оценил или ты не попал в его настроение, это может деморализовать. Но в итоге всё решает твоя аудитория, и, собственно, на неё ты и равняешься.

— А кто ваши слушатели?

— Я могу судить о своей аудитории по тем людям, которые откликаются на мою музыку, пишут комментарии. Конечно, в большей степени это аудитория женская. Наверное, потому, что в моей музыке присутствует романтический дух. И ещё я стараюсь, чтобы она была приятной для слуха.

— Всё это идёт вразрез с теми концептуальными тенденциями, которые держались в классической музыке последние сто лет.

— Для меня вообще красота в искусстве – исключительно важная вещь. Мне не близка и не понятна идея антиэстетики. В чем смысл музыки, которую неприятно слушать или картины, на которую неприятно смотреть? Это, как невкусная еда, которая при этом ещё и плохо пахнет. Возьмём природу: она сама по себе прекрасна, гармонична, она волнует и вдохновляет. Для меня искусство – нечто подобное. Оно должно так же воздействовать на восприятие человека и вдохновлять, будоражить, мотивировать на что-то высокое. Авангард и постмодернизм – всё это "фишки" XX-го века. Сейчас в искусство вновь стала возвращаться эстетика красоты и гармонии.

Правда, нынче популярно и другое – всё, что глупо и смешно. Это тренд. Есть такая теория, что людям нравится смотреть на кого-то, кто придуривается, прикалывается, ведет себя неадекватно. Якобы, тогда они подсознательно ощущают себя более полноценными. Не знаю, правда это или нет. Но, в любом случае, посмеяться – это хорошо. Даже если просто поржать – тоже неплохо. Без напряга. И всё-таки мне ближе тот юмор, где есть ирония. Юмор, который отражает какую-то современную проблему: когда больные вопросы предстают в комическом виде, доводятся до абсурда и гротеска. Вот такой юмор мне по душе. Я думаю, люди сейчас находятся в перманентном стрессе. Каждый спасается, как может: кто-то медитирует, кто-то смотрит эти приколы.

— Есть ли творческий метод, которому вы следуете при создании музыки?

— Я не создаю музыку, не конструирую, а как бы нахожу. У меня процесс сочинения скорее похож на рыбалку, либо на золотоискательство. Вот, копаешься в этом песке: можешь найти крупинку золотую, а можешь потратить много часов и найти просто кучу камешков. А затем – крупинка к крупинке, можно это всё собрать во что-то. Это и есть мой творческий процесс.

— Допустим, тему поймали, но это ещё не готовое произведение. Что происходит потом?

— Происходит по-разному. Бывают вещи, которые я не могу досочинить годами, а бывают такие, которые сразу вырисовываются от начала до конца. Образно говоря, если ты в определённом месте нашёл какую-то одну часть, то там же нужно искать и остальные. Если ты упустил момент, если сразу не достал всё, что тебе необходимо для создания этого произведения, то через какое-то время забываешь, где ты «копал». И потом уже вернуться туда нереально. Поэтому в моём случае, если ты ухватился за «хвост», нужно тянуть до конца.

Мне нравится брать натуральный, естественный мотив и просто его использовать. Не пытаюсь моделировать из него усложненные формы. Я предпочту этот удачный кусок повторить несколько раз, как в песне, потому что, на мой взгляд, песня сейчас — самый популярный и востребованный жанр. Какой смысл сегодня сочинять симфонию, в которой у тебя есть пару коротеньких, на 16 тактов, тем, и ты из них развиваешь музыку минут на сорок? Я не вижу в XXI веке в этом смысла. Может быть, потом я буду думать иначе…

Я скрещиваю форму песни с элементами минимализма – вот мой стиль. Развитие у меня идёт не за счёт модификации темы, а за счёт того, что я обогащаю фактуру этой темы, делая её более масштабной. У меня может быть несколько тем – вроде куплета-припева. И проигрыши. То есть, я не зацикливаюсь на конкретной форме. Могу вообще сделать половину произведения на одну тему, половину – на другую. В альбоме «Еnliven» вы как раз услышите один из таких треков.

Новый альбом получился разноплановым, хоть и объединён общей концепцией. И мне интересно, кому какие треки окажутся ближе. Как я уже говорил, на восприятие моей же музыки влияет и мнение слушателей. Мне будет интересно, если они поделятся, о чём эта музыка и какие ассоциации вызывает. И это будет лучше, чем я буду что-то выдумывать и рассказывать об этом сам.

— Название «Еnliven» означает « вдыхать жизнь», «вдохновлять». Это хороший повод поговорить о вдохновении. Что вас вдохновляет?

— Меня интересует культура разных стран и народов. Архитектура и города, где она является выразительной, насыщенной по концепции, и где много исторических памятников. Общение с необычными людьми меня вдохновляет. Мне интересен внутренний мир человека. Интересно, как люди мыслят, видят окружающее и что у них происходит внутри, – всё это пища для вдохновения. Но когда я сажусь за инструмент сочинять музыку, я, конечно же, об этом совсем не думаю, а просто занимаюсь поиском этих своих маленьких кусочков драгметаллов, из которых потом можно будет сделать ювелирное украшение.

—  Какие города вам близки? И есть ли так называемые места силы?

— Есть. Это Большая Никитская в Москве, на которой находится консерватория. Самая любимая улица, самая родная и навсегда такой останется. Вообще вот эти кварталы от консерватории до Большого Театра – место моей силы. У меня глубоко личное отношение к Желязовой Воле, где родился и провел детство Шопен. Такие места действительно имеют уникальную силу. Варшава – прекрасный, близкий мне по духу, город.

Мне нравится эстетика Нью-Йорка, его ритм и темп. Он настолько стремительный, что невольно заводит тебя на активное действие. Живописный парк на Манхэттене – просто потрясающий. Там в каждом уголке происходят свои маленькие культурные события: где-то фотосессия, где-то снимают кино, где-то уличные танцоры и музыканты устраивают мини-концерт. Будто идет фестиваль – и так каждый день.

С одной стороны от парка - Музей искусства Метрополитен, с другой – Карнеги-холл, чуть поодаль Метрополитен-опера. Невозможно не восхищаться такой концентрацией культурных символов.

Но я пока не так много путешествовал. Думаю, во многих городах мира можно найти что-то для себя близкое и интересное.

— Вы сказали, что вам интересен внутренний мир человека. Сейчас, когда в интернете принято выставлять себя нараспашку, кажется, само понятие «внутренний мир» изменилось. И поверхностные, основанные на лайках, отношения в соцсетях потеснили настоящую дружбу.

— Я пришёл к выводу, что по-настоящему начинаешь ценить дружбу уже после тридцати лет. В двадцать ты так легко коммуницируешь со своими сверстниками, которые такие же не сформировавшиеся, как и ты. Вы сходитесь во мнениях, расходитесь. Вообще после тридцати начинаешь относиться более трепетно к любым отношениям. И ты даже становишься более открытым к людям. Парадокс: с одной стороны, чем старше становишься, тем больше закрываешься от внешнего мира, но внутри себя по отношению к избранным людям становишься более открытым. Ты уже сформировал свои вкусы, предпочтения и мировоззрение. И ты просто уже фильтруешь: закрываешься от пустых контактов и открываешься людям тебе интересным. И такое общение тебя творчески обогащает, вдохновляет, даёт энергию.

— У каждого сочинителя есть свои ритуалы, чтобы настроиться на работу. Порой даже забавные. Что помогает вам?

— Таких ритуалов у меня нет, но вот уединение помогает. Для меня полное уединение – залог творческого настроения. Когда ты ставишь перед собой задачу что-то сочинить, то садишься, и просто начинаешь работать, импровизировать. Можно просидеть за инструментом несколько часов и никакой стоящей темы не придумать. Но всё равно сам процесс работы тебя настраивает. Даже если ты за сегодня ничего не сочинил, то просто вырвался из повседневных забот, переключился на другую волну. И завтра, скорее всего, уже находясь в потоке, найдёшь то, что ищешь. Я часто замечал, если занимаюсь какой-то рутиной, сложно взять и что-то придумать. Нужно посидеть денёк впустую, может быть, даже больше, чтобы просто войти в определённое состояние. Нужно освободить голову от лишних мыслей. И только процессом работы ты способен эти мысли выгнать.

— А что является врагом творческой работы?

— Это негативные новости, которые способны полностью деморализовать – те, что можно увидеть по телевизору или в интернете. Я слишком эмоционально реагирую на все. И, конечно же, для меня благо, когда я нахожу в себе силы полностью изолироваться от этого, чтобы просто сосредоточиться на том, что я делаю.

— В произведениях многих композиторов слышны отголоски бурных событий. Для многих это являлось источником вдохновения.

— Если рассматривать в этом ключе, то глобальные процессы, несправедливость, неравенство – это тоже способно мотивировать на творчество. Это твой способ выразить протест и сразиться со злом. Но лично меня выброс адреналина больше мотивирует на какой-то физический труд, на пробежку, занятия в тренажёрном зале. Вообще для меня занятия спортом – это часть общего процесса создания музыки. Потому что от моего физического и психологического состояния непосредственно зависит и моя творческая работа.

— Бег и тренировки — для тонуса или ставите перед собой какие-то спортивные цели?

— Я вообще люблю спорт, это моё хобби. Причём, это увлечение довольно широкое: погонять мяч во дворе, посмотреть трансляцию соревнований, побегать. У меня есть мечта пробежать марафон, но пока я осилил только полумарафон. Это помогает мне отвлечься, настроиться.

— Увидим ли мы в ближайшее время на сцене Шпартова-пианиста?

— Два года прошло с последнего выступления на сцене, поэтому я себя чувствую не очень уверенно. Но я собираюсь снова начать концертировать. Никогда не сбрасываю со счетов исполнение классической музыки. Я потратил на это десятки лет, и классическая музыка является для меня одним из важнейших источников вдохновения и гармонизации внутреннего состояния. Не просто прослушивание, а именно  самостоятельное исполнение. Даже если я не играю классическую музыку на сцене, она всегда присутствует в моей жизни, всегда играю дома: берусь за новые произведения, разучиваю для себя. Это является для меня базой, которая вообще держит меня в норме. Можно сказать, это неотъемлемая часть моего адекватного психологического состояния.

А что касается исполнения собственных сочинений, у меня большие планы. Я уже созрел для полноценного концертного тура, и надеюсь, в ближайшем будущем, когда в мире будет проще перемещаться и организовывать концерты, это случится.

— Снится ли вам музыка?

— Бывает, слышу какую-то мелодию, подхожу утром подобрать её на фортепиано. Во сне она звучала фантастически, а когда я начинаю играть, оказывается ерундой. А бывает, это уже чья-то музыка. Вообще случается так, что ты сочиняешь чужую музыку. И ты должен это сразу распознавать. Сейчас сложно создать что-либо оригинальное. Если мы прослушаем достаточно много произведений, то обнаружим, что едва ли не каждое второе – плагиат. Подражание особенно популярно. Каким-то известным современным авторам, кинокомпозиторам. Важно сразу отсекать любой мотив, который напоминает чью-то музыку. Не надо строить свои произведения на чужих идеях. Это непрофессионально. И даже если простой слушатель не заметит подвоха, это тебя не развивает, не показывает твоего мастерства.

— Обрели ли вы, как композитор, индивидуальность и свой язык?

— Если первый мой альбом, «87 keys», был, можно сказать, пробой пера, то «Enliven» – путь к обретению собственного композиторского языка. Для меня очень важно дозреть до этого. Выпуская сольный фортепианный альбом, я планирую работу над следующим проектом, инструментальным. Вот он в полной мере покажет, что я из себя представляю, каков мой стиль, и, может быть, окончательно сформирует мою аудиторию. Это уже будет тот флаг, который я смогу водрузить на какой-то своей личной вершине.

— Насколько сильно вы ощущаете своё призвание? Звучит ли  внутри труба, которая требует идти только в этом направлении?

— Пока рано делать какие-то выводы. У меня есть, конечно же, внутренний зов, который велит этим заниматься. Но, наверное, в первую очередь это от того, что у меня с детства выработалась такая потребность: если ты позанимался на инструменте, значит, день прожит не зря. И я очень надеюсь, что сочинение музыки – это моё призвание. И, конечно же, мне бы хотелось, чтобы люди меня ассоциировали с именно музыкой.

— Одна слушательница охарактеризовала вашу музыку, как говорящую и зовущую в светлые дали… Что вы вкладываете в свои произведения, какие чувства стремитесь пробудить?

— Для меня музыка – своего рода информация. Ею ты можешь сказать что-то важное, что-то искреннее. А можешь –  глупость, или что-то незначительное. Я не вкладываю в свою музыку ничего конкретного. Даже задачи такой не ставлю. Скорее, в свою музыку я стараюсь вложить свою любовь… Я помню впечатление от самых ярких концертов, на которых побывал. Помню, с каким настроением я выходил из зала.  Это был такой эмоциональный подъём, такое воодушевление, уверенность в собственных силах. Я бы хотел, чтобы и после моих концертов люди испытывали нечто подобное. А когда они слушали бы эту музыку в наушниках, чтобы ощущали, что они в своих чувствах, своих переживаниях не одиноки.

Елена БЕРЕЗИНА-ТРУСОВА
фото из личного архива Филиппа Шпартова
фото Илья Дианов