В рамках лаборатории «Музыкальное сердце театра»-2022 на сцене Свердловской детской филармонии были представлены 10 эскизов музыкальных спектаклей, созданных авторско-постановочными командами под руководством куратора Александра Пантыкина и режиссёра-наставника Александра Рыхлова.

Генеральный директор информационного агентства «Музыкальный Клондайк» Елена Лащенко встретилась с куратором лаборатории, композитором Александром Пантыкиным и обсудила с ним задачи и цели проекта, и его влияние на развитие российского музыкального театра в будущем.

Фото Евгения Воловича

- Александр Александрович, лаборатория – это традиционное мероприятие премии и фестиваля «Музыкальное сердце театра»?

- Образовательная часть фестиваля – это действительно традиция, потому что помимо подведения итогов и просмотра лучших спектаклей страны, проходит подготовка будущих постановок. Во время проведения фестиваля одновременно шла работа с авторами будущих спектаклей, режиссёрами и актёрами, которые в дальнейшем окажутся на переднем плане развития этого жанра.

-  Заявки на участие в лаборатории подавали из разных регионов страны и в этом год, их было огромное количество.

- Было 85 заявок от авторов, композиторов и либреттистов. Это своеобразный рекорд – такого количества авторских заявок у нас ещё не было. Из этих 85 заявок я вместе с Александром Рыхловым (прим. редакции: главный режиссер МГТМ п/р А. Рыбникова) и Дмитрием Калантаровым (прим. редакции: продюсер фестиваля и премии «Музыкальное сердце театра») отобрали 10 финалистов.  Дальше началась работа с режиссёрами, и уже этим занимался Александр Рыхлов.

Я беседовал практически с каждой парой авторов из всех 85 участников. Среди них, буду говорить откровенно, было очень много моих друзей. В частности, были такие люди, как Андрей Кротов, Валентин Овсянников и др.

Александр Рыхлов

- Были маститые авторы, и были совсем молодые…

-  Были разные. Но, как мы знаем, творческая работа над произведением никогда ещё не гарантировала успех, даже известным авторам. Это сложная и кропотливая работа. Тем более, я просил прислать не окончательный вариант мюзикла, а замысел. Потому что во многом смысл лаборатории заключается в том, чтобы предоставить руководителям театров возможность познакомиться с новыми именами и с новыми идеями. Поэтому я просил мне прислать два-три музыкальных номера, описание проекта и синопсис. По этим трём параметрам заявки и отбирались.

- А кто были актёры?

- Были и уже известные артисты, были и молодые, были и студенты. В основном те, кто хотел и имел возможность принять участие в лаборатории. Поэтому как режиссёры, так и актёры, и авторы собрались со всей страны. Данную лабораторию можно считать абсолютно всероссийской.

- Получился такой синтетический коллектив, который складывается в результате этой лаборатории.

- Да, именно это является характерной особенностью и фишкой лаборатории.

- Профессионалам необходимо уметь работать в разных условиях. Можно сказать, это просто был особый кастинг, в результате которого формируются творческие группы?

- Хочу отметить, что в этом году это была уже четвёртая моя лаборатория, которую я вел с авторами-либреттистами. До этого у меня была Zoom-лаборатория Ассоциации музыкальных театров России; лаборатория «Таврида», прошедшая летом, а весной была лаборатория «Новые имена, новые идеи», которую проводил наш «Союз композиторов Свердловской области».

У меня появился некий опыт работы с авторами: я уже многих знаю и со многими общаюсь лично. Поэтому, я считаю своим долгом не просто написать на сайте авторам, что ваша работа не прошла, а обязательно поговорить с авторами, объяснить им, что у них не так, и как-то попытаться высказать свою точку зрения.

- Я не сомневаюсь, что проект будет продолжаться, и что лаборатория – очень важная составляющая развития такого жанра, как мюзикл.

- Одна их главных проблем заключается в том, что у нас, к сожалению, ни в одном учебном заведении страны нет курса подготовки авторов именно в жанре мюзикла. У нас есть отдельно драматурги – в ГИТИСе, во ВГИКе, и в Питере в РГИСИ.

- Отдельно продюсеры…

- Да, отдельно продюсеры и отдельно композиторы. Они все существуют отдельно, каждый в своей области. А так, чтобы их собрать в одном месте и с одними и теми же проектами, у нас, к сожалению, такого обучения в стране нет. Поэтому лаборатория выполняет очень важную федеральную функцию – обучения будущих специалистов музыкального театра по разным направлениям. Это касается режиссуры и актёрского мастерства, авторов либретто и авторов музыки. Поэтому я вижу свою миссию именно с точки зрения обучения людей этому жанру, этой профессии.

- Это очень важная роль. Тем более что они должны уметь работать в группе, в контакте, чтобы собрать всё воедино. Ведь продукт не складывается из отдельных авторских идей.

- Нет, конечно. Потому что постановка любого большого музыкального спектакля – это работа целой команды, которая включает в себя и элементы продюсерства, часто в лице директора театра, и большой авторской команды.

Например, композитор музыкальной составляющей. Часто мы имеем дело с тем, что композитор пишет счастливые мелодии и клавир, а дальше подключаются, будем так говорить, музыкальные супервайзеры, которые этот клавир делают уже сценическим. И по данному сценическому клавиру в дальнейшем оркестровщик или аранжировщик делает оркестровку.

Я уже не говорю о роли режиссёра, который объединяет все эти функции. И, естественно, артист, который выполняет решения режиссёра. Поэтому работа над музыкальным спектаклем – это работа команды.

И лаборатория здесь играет важную роль, потому что она учит и авторов, и режиссёров, и актёров работать в команде.

Не буду скрывать, на лаборатории было очень много споров, расхождений вплоть до ссор между режиссёрами и авторами по поводу своего видения того или иного произведения. Это был один из самых сложных моментов, потому что и режиссёры, и авторы друг с другом соединялись достаточно случайным образом. Мы, конечно, делали это, исходя из каких-то своих ощущений, но по-человечески мы не знали многих. Как они друг с другом – сойдутся, не сойдутся? Потому что умение коммуникации на таких больших проектах – важное качество, которое вообще не воспитывается ни в одном учебном заведении. И умение идти на какие-то компромиссы со стороны авторов, умение работать с авторами со стороны режиссёров – это тоже важнейшая функциональная задача лаборатории.

- Это, наверное, одна из осевых идей, которая даёт возможность людям развиваться.

- Именно поэтому мы присутствовали при данном процессе. Наша функция с Александром Геннадиевичем (прим. Рыхловым) состояла в том, что когда авторы и режиссёры заходили друг с другом в какие-то тупики, то мы просто говорили, как будет, чтобы и те, и другие нам подчинялись. Я говорил авторам: «Так, всё. Больше никаких споров, разговоров. Будет так, так и так». То есть, постпродакшн лаборатории делали мы вдвоём с Александром Геннадиевичем. Но, слава Богу, острых ситуаций было не так много.

По крайней мере, музыкальный продакшн делал полностью я, потому что я считаю, что настоящий музыкальный театр – это, прежде всего, живой звук. Но я могу сказать, что эта лаборатория была подготовлена моими поездками в Нью-Йорк на соответствующие читки музыкальных произведений, которые проводятся там постоянно для продюсеров и руководителей театров. Я был на трёх таких читках: ещё в нулевых годах мы ездили на них с Кириллом Савельевичем Стрежневым. Я многое подсмотрел из опыта этих читок. И поэтому данная лаборатория была во многом основана на том, что я видел. И мне хотелось это дело развить. Мы пошли дальше, потому что наши режиссёры ставили целые фрагменты с танцами, с костюмами, с минимальным реквизитом, со светом. Это походило уже на прообраз будущего спектакля.

- Не кажется ли вам, что у нас наступает новая эпоха музыкального театра?

- Она наступила уже давно. Дело в том, что это абсолютно закономерно. Постмодернизм, который преобладал в конце 90-х и в нулевых годах, сменился метамодерном. И это совершенно новая стилистика, новый взгляд на художественное творчество сегодня. И. конечно, музыкальный театр как часть этого нового явления культуры, предлагает нам новые формы и новые смыслы, новый взгляд на форму и содержание музыкальных спектаклей. Действительно где-то на рубеже нулевых и десятых годов XXI века наступила эпоха метамодерна, которая не могла не сказаться на музыкальном театре.

Он включает в себя неоромантизм с использованием архаики. Если мы обратим внимание на музыкальные спектакли, которые появились в последнее время, то увидим, что они полны романтики. Они близки к эмоциональному проживанию состояния. И это касается и способа существования артистов, потому что мы сегодня всё-таки находимся не в неоклассике, а в неоромантизме.

- Кто, с вашей точки зрения, является «законодателем моды» в этом формате?

- Очень интересные последние эксперименты у Санкт-Петербургского государственного театра музыкальной комедии. Например, спектакль Григория Дитятковского «Моя прекрасная леди». Мне кажется, это какое-то свежее дыхание, потому что Бернард Шоу как бы занял в этом спектакле более главенствующее положение, чем музыка Лоу.

Я бы обратил внимание на спектакль театра Карамболь «Голубая стрела» и некоторые последние работы этого театра, так как они как раз наполнены этим новым смыслом. 

Спектакли Евгения Загота – «Винил», и «Волшебник изумрудного города» … Кстати, эта линия просматривается и у Максима Дунаевского. Она началась ещё в «Алых парусах». И почему этот спектакль стал популярным? Было поймано какое-то общее настроение, которое доказывает мою предыдущую мысль.

- Мы с вами живем в очень интересное время в развитии этих процессов. Очень приятно, что заняты и люди, которые имеют опыт, и, самое главное, вовлекается молодёжь. Я считаю, что для молодого поколения это архинеобходимо, потому что в дальнейшем им придётся отвоёвывать своё пространство в жизни.

- Это происходило во все времена. Молодёжь всегда наступала на пятки мастерам. И это хорошо, это нормальная конкуренция. Я считаю, что в искусстве тоже должна быть здоровая, нормальная конкуренция. Это всеобщий процесс развития культуры. Молодые люди всегда предлагали какие-то новые идеи, которые в дальнейшем складывались в целое направление.

- К сожалению, сейчас у молодежи прослеживается желание показать себя, но при этом никто не обращается к запросам зрителей. Это тоже большая проблема. Учатся самовыражаться, не думая о том, что востребовано.

- Это правда. Это уже общая, с моей точки зрения, беда. Не только режиссёров, а вообще творческих людей – в большей степени показывать самих себя, нежели то произведение, которое они играют. Дело в том, что это уже вопросы школы.

Чего греха таить, наши мастера, которые учат молодых, тоже сами по себе являются оригиналами. И зачастую для них важнее они сами, чем то произведение, над которым они работают. Тут вопрос парадигмы отношения к искусству и к себе в искусстве. Это вопрос сложный, но говорить об этом тоже нужно.

И термин «режопера» ведь тоже возник не просто так. Это же всё результаты некой творческой деятельности людей. Наша задача это всё анализировать. И даже если мы говорим об Электротеатре Станиславский, можно, как угодно, относиться к этим спектаклям – кому-то нравится, кому-то - нет. Но они есть. И люди на них ходят. Поэтому просто отбрасывать, такое творчество, потому что это кажется скучным, неинтересным, было бы неправильно. Я всё-таки сторонник профессионального подхода и изучения того, что сегодня нам представляют разные творческие люди, в том числе и такого типа композиторы. Это всё требует какого-то осмысления и понимания. К сожалению, многие просто сразу ставят крест на этом. Я считаю, что это неправильно. Мне кажется, всё-таки изучение современного искусства требует более профессионального подхода, более объективного в том смысле, что не «вкусовщину» нужно развивать, а проводить анализ на достаточно серьёзном уровне.

Из личного архива Александра Пантыкина

- По определенным критериям.

- Да, критериям для того, чтобы всё-таки наши рассуждения о том или ином творчестве носили профессиональный характер, а не характер высказывания случайного зрителя. Профессионалы так поступать не могут. Профессионалы должны смотреть всё, думать и иметь по каждому поводу своё серьёзное профессиональное мнение, а не разговор на уровне «нравится, не нравится».

- Естественно, у профессионалов должно быть «что» и «почему».

- Да, любой спектакль – это работа огромного коллектива, который распадается и на авторскую часть, на режиссёрскую часть, на актерскую часть…  А после премьеры спектакль уже начинает жить по-своему. На примере моего спектакля «Бал воров», который был неожиданно не очень удачным с точки зрения постановки, – артисты наполнили его своими смыслами. И этот спектакль сегодня выглядит довольно убедительно, несмотря на не очень удачную режиссуру.

У каждой постановки есть своя траектория, своя жизнь. Тем более, есть спектакли, которые идут десятилетиями. Это тоже загадка, потому что есть спектакли, которые сыграли несколько раз, и они исчезают из репертуара. А есть спектакли, которые играются десятилетиями, и на них воспитываются целые поколения и зрителей, и артистов. И это тоже очень важная тема, о которой сегодня надо разговаривать.

Беседовала Елена ЛАЩЕНКО
Фотографии предоставлены
пресс-службой Фестиваля и премии
«Музыкальное сердце театра»;
Из личного архива
Александра Пантыкина