Первую премию на проходившем летом этого года XV Международном конкурсе молодых оперных певцов Елены Образцовой завоевал уральский контратенор Иван Бородулин, уже с успехом выступающий на сцене Мариинского театра. С победителем о конкурсе и редком голосовом амплуа специально для «Музыкального Клондайка» побеседовал музыкальный критик Александр Матусевич.

— Вы победили на конкурсе самой известной русской меццо-сопрано, при этом вы – представитель, если можно так выразиться, «конкурирующего амплуа»: такой расклад вас вдохновляет, удивляет или в этом нет ничего экстраординарного?

— Я бы хотел в первую очередь сказать о том, что каждый певец — это индивидуальность, каждый тембр певческого голоса неповторим и уникален, а меццо-сопрано Елены Васильевны Образцовой и её гений является эталоном и образцом для подражания. На конкурсе многие участники ощущали присутствие Елены Васильевны, я в их числе, и сейчас после конкурса она всегда рядом. Так что для меня, в какой-то степени, премия на конкурсе есть одобрение и поддержка самой Елены Васильевны Образцовой.

— Что для вас имя Образцовой? Знакомы ли вы с ее творчеством, какие чувства и мысли оно у вас вызывает?

— Елена Васильевна для меня, как и для многих певцов, — учитель, наставник, вдохновитель… Она показала миру, каким должен быть настоящий оперный певец, подняла певческую и театральную культуры, радела за судьбы молодых певцов и открывала миру новые голоса. Одним словом – легенда. Её творчество – эталон, материал на котором нужно учиться, её голос, который с первых же нот попадает в самое сердце, не оставляет никого равнодушным. Я, бывает, пересматриваю документальные фильмы и интервью с Еленой Васильевной и подступает слеза…Она настолько родная, искренняя, добрая, отзывчивая, и это всё слышно в голосе. Очень её люблю. Она была и остается божьим ангелом, который открывает настоящую красоту и дарит истинную радость.

— Как вы готовились именно к этому конкурсу? Были ли какие-то особенности?

— Этот конкурс стал важным этапом для меня, точкой роста не только профессиональной, но и духовной. Сейчас очень часто встречается излишняя самоуверенность, на мой взгляд, и непонятная амбициозность у молодых певцов, а важно быть компетентным и профессиональным в вопросе вокального исполнительства. Один из этапов подготовки, он был творческий и технический в то же время, заключался в том, чтобы барочную партитуру переложить в фортепианный аккомпанемент и написать яркие каденции, которые бы точно показали мои профессиональные вокальные способности. Я бы даже сказал, что каденции в барочных ариях как твой некий вокальный портрет. Речь идёт об арии Секста из оперы Хассе «Тит Веспасиан» которую я исполнял в первом туре. Важной особенностью было то, чтобы, несмотря ни на что, верить в свои силы и быть собой на сцене, не казаться кем-то, кем ты не являешься. Да и зрителя невозможно обмануть; тот опыт жизненный, который ты имеешь, в комплексе с природно-профессиональными данными и трудом и делают из тебя певца. Я думаю, справился с этой задачей, и премия – как своего род доказательство тому.

— В России в целом пока по-прежнему достаточно настороженное отношение к контратенорам, особенно в профессиональном сообществе и среди среднего и старшего поколения как профессионалов, так и публики. Вы на себе как-то это ощущаете?

— В моей жизни, с недавнего времени есть правило – занимайся своим делом, делай это хорошо, не смотри по сторонам и верь в себя. Ты не можешь понравиться всем, да и нет нужды. Спорт научил меня – будь профессионалом, тогда не засудят. Так и действую. Всегда найдётся тот, кто оценит по достоинству твои старания. Исторически так сложилось, что в России не было музыкальной культурной почвы, на которой бы могли возродиться контратенора, в отличии от той же Европы. Плюс ко всему, неправильное понимание природы данного голоса рождало миф, что мы, контратенора, поём женским голосом, хотя ни петь, ни говорить женским голосом мужчины не могут по определению. Поэтому то, что говорят – не так важно, если только это не компетентные в данном вопросе люди.

— Контратенор — это поставленный на дыхание фальцет, или то такой же естественный голос, как и все прочие типы, лишь феноменально или, может быть, аномально высокий?

— Это полноценный и естественный голос со своими особенностями постановки. У большинства контратеноров голосовой аппарат благополучно мутировал в период полового созревания, и наши певческие голоса являются результатом развития природного потенциала верхнего голосового регистра, который часто называют фальцетным или «головным голосом» («head voice»). Кроме того ещё должна сохраниться хорошая эластичность связок после мутационного периода, чтобы быть профессионально пригодным для пения контратенором. А если сказать про теноров, баритонов и басов, то они развивают и используют преимущественно нижний, «грудной» регистр. При пении в верхнем регистре задействуются лишь края голосовых складок, что позволяет им вибрировать быстрее и как следствие извлекать более высокие звуки, чем при пении в нижнем регистре, который мы также используем в той или иной степени.

— Мне довелось слышать вас на конкурсе, и я был приятно удивлен отсутствию у вас характерных контратеноровых несовершенств, что-то подобное, такое качество, из всех представителей амплуа, мне кажется, я слышал только у Франко Фаджоли. Это в большей степени ваша уникальная природа или уже выучка?

— Я бы сказал, это вопрос эстетики звука и певческой школы. Контратенор из-за некоторых особенностей воспитания и правда уникальный голос, но тот самый призвук есть у «ревнителей благочестия», которые считают, что поют аутентично. Важно, в первую очередь, петь своим голосом, сфокусированным, поставленным на дыхание, а не делать из контратенора, как певческого голоса, отщепенца, неспособного ни на что, кроме как петь музыку барокко. Да и барокко нужно петь полноценно, здесь скорее уже вопрос музыкальной стилистики эпохи, но никак не постановки голоса.

— У вас феноменальный объем и сила звука, нехарактерные для контратеноров – тот же вопрос: это природа или результаты обучения?

— Это комплекс. Безусловно, без природы никуда, ведь и правильная певческая школа как раз должна основываться на природосообразности, но любые природные данные должны быть развиты и улучшены. Здесь стоит сказать о моем профессоре Лилии Петровне Поляковой, в классе которой в 2025 году я заканчиваю Уральскую государственную консерваторию им. М.П. Мусоргского, и поблагодарить её за тот вокально-звуковой идеал и привитый вкус в отношении звучания голоса как инструмента, которые и делают меня тем, кем я являюсь. Так что, здесь как посмотреть, что есть характерность в голосе контратенора.

— Вы ещё студент – и уже поете в Мариинке, одном из самых именитых российских и мировых театров. Чувствуете груз ответственности и как справляетесь с ним?

— Мариинский театр – родное место теперь для меня, мой дом, и когда речь заходит об ответственности, хочется сразу сказать, что каждый певец в театре несёт определённый груз ответственности независимо от того студент он, или мастер, поющий в театре энное количество лет.  Работа у всех одна, и она направленна на рост духовности посредством музыки, развитие театральной и певческой культуры в стране, поддержание имиджа не только себя как сольного исполнителя, но и имиджа театра. Спасибо маэстро Валерию Абисаловичу Гергиеву и прекрасному коучу и концертмейстеру Ирине Юрьевне Соболевой за поддержку моего таланта, возможность развиваться и быть частью большой семьи под названием Мариинский театр. Быть солистом Мариинского театра - гордость и радость для меня.

— Ваша первая и пока самая значительная партия в Мариинке – Оберон в «Сне в летнюю ночь» Бриттена: ее композитор целенаправленно писал для контратенора. Но сегодня контратенора претендуют и не на свой репертуар, при чем весьма активно – на партии кастратов, на партии контральто и меццо. Это оправданно с точки зрения стилистики произведений, смыслов, которые закладывали композиторы?

— Да, партия Оберона была написана специально для Альфреда Деллера, папы всех контратеноров, который возродил традицию сольного контратенорового пения в XX веке. Для меня эта партия любимая и судьбоносная.  А вот что касается репертуара – это вздор, то, что мы якобы претендуем не на свой репертуар, он существует только в отечественном мировоззрении… Повторюсь, в русской музыкальной культуре не было явлений, подобных итальянской традиции кастратного пения или традициям фальцетного пения Англии и Германии, соответственно, в произведениях  русских композиторов нет партий для мужских альтов и сопрано, и как следствие отсутствуют методики обучения таких певцов, ровно как и подлинный интерес к  голосам и музыке, которая была для них написана, в профессиональной музыкальной среде. В этом и заключаются основные причины пресловутой редкости и уникальности этого голоса, а также непонимание и страхи. Нужно изучать этот голос, быть в курсе принятых норм и открывать новые возможности. Вообще в европейской образовательно-музыкальной среде и «контратеноровой» тусовке определились в вопросе репертуара, и его можно разделить на три категории: первое, это вокальные партии написанные для певцов-кастратов, второе, те самые мужские партии, написанные для женских голосов, и третье, вокальные партии, написанные специально для контратеноров.

— Вы как-то сказали, что около двадцати партий в репертуаре Мариинки вы могли бы спеть на этой сцене. Но есть ещё потребности театра. А вы сами в первую очередь куда хотели бы развиваться, какому репертуару сейчас отдаете предпочтение?

— В связи с появлением у меня агента и пониманием, что большая часть репертуара принадлежит все же барочной музыке, курс взят на развитие в музыке барочных композиторов, и сейчас я изучаю исполнительскую стилистику всех четырех барочных школ. Но, в то же время, русской музыке отведено определённое место в моём репертуаре. Нужно учиться всему, особенно в нашей профессии, это я и делаю.

— У вас уже несколько лауреатств. Планируете ли вы далее принимать участие в других конкурсах? Может быть вне России, где контратенор – более привычный голос?

— Конкурсы хороши до определённого момента. Безусловно, в силу своего дальнейшего роста, я хочу принять участие в некоторых конкурсах, в том числе и за пределами России.

— Видите ли вы перспективы применения своему таланту, своему типу голоса, амплуа, в российских репертуарных театрах? Ведь по-прежнему такой голос – экзотика для подавляющего большинства театров. Или вы видите свои перспективы больше в Европе?

— Конечно, вижу, и в планах есть достаточно партий из опер русских композиторов, которые, я думаю, в скором времени будут исполнены мной. В Европе сейчас есть фундаментальность в отношении контратеноров, и можно ехать и работать, только успевай выучивать и совершенствовать, но на мой взгляд в этом и заключается отчасти моя миссия как российского контратенора, открыть отечественному профессиональному музыкальному обществу истину в отношении этого голоса, показать зрителю, насколько гармонично может этот голос влиться в постановки местных театров, и дать возможность профессионального развития этому голосу в нашей образовательно-музыкальной среде. Но, пока перспективы, в силу ряда обстоятельств, действительно имеются все же в большей степени действительно в Европе.

Беседовал Александр МАТУСЕВИЧ
Портретные фото – Светлана Ермишкина (Иванова)
со спектаклей – Анна Французова
Фото со спектакля "Сон в летнюю ночь" (Мариинский театр)
Иван Бородулин в партии Оберона,
Ольга Трифонова в партии Титании