В Московской консерватории состоялся концерт Симфонического оркестра студентов, которые под руководством известного дирижера Дмитрия Юровского представили программу из сочинений Антонина Дворжака. В интервью «Музыкальному Клондайку» Дмитрий Юровский объяснил, почему для него так важно сотрудничать со студентами главного музыкального вуза страны, в чем прелесть «Русалки» Дворжака и поведал о репертуарных планах на будущее в России.

— Дмитрий, сейчас вы проводили в консерватории мастер-классы для студентов. Почему для вас так важно заниматься с молодежью?

— Я получал образование в немецкой консерватории, где обучался оперно-симфоническому дирижированию. Там совсем другая система. Если в российских вузах важнее изучение и исполнение симфонической музыки, а не оперы, то в Германии музыкальный театр — на первом плане: педагоги учат дирижеров взаимодействовать с вокалистами. И сейчас на мастер-классах в Московской консерватории я показываю молодым дирижерам, как надо выстраивать общение с певцами. Ведь голос — очень хрупкая материя, ему навредить ничего не стоит.

— Есть ли заинтересованность у студентов?

— Более чем. Они задают очень много вопросов. Некоторые ребята приходят ко мне не один раз — и я вижу прогресс.

— Бывают ли сложности в работе с оркестрантами-студентами?

— Сложность — одна, и она заключается в том, что каждый год меняется состав оркестра, ведь приходят новые ребята. Каждый раз заново выстраиваешь отношения с людьми. В том году делали с оркестром МГК программу «Молодой Рахманинов», но сейчас в оркестре сидят уже другие студенты. Вполне естественно, что в консерваторском оркестре не может идти такая же профессиональная жизнь, как в стационарном симфоническом оркестре или оркестре в оперном театре. Но коллектив сейчас существует в балансе, имеет успех и доставляет радость всем — мне в том числе. Уровень молодых музыкантов стабилен: уверен, это люди, которые останутся в нашей профессии и имеют перспективу на будущее.

— Чем отличается работа с оркестром, состоящим из студентов, от работы с коллективом из взрослых музыкантов?

— Специфика заключается в том, что перед тобой сидят отдельные музыканты, а не оркестр. Это очень важно понимать. Поэтому надо объяснять им, как работать с интонацией, кто кого должен слушать, с кем вместе нужно уметь играть. Все то, о чем в профессиональных оркестрах в нормальной ситуации уже не говорится — там это происходит автоматически, как привычка. У студентов такого опыта быть не может, на подобных проектах он и набирается. Очень важно, чтобы «Оркестр» как учебную дисциплину все воспринимали очень серьезно. Ведь это их будущее — 99 процентов ребят будут играть в оркестрах, а солистами становятся единицы из миллионов. Оркестрам нужны высококачественные музыканты, поэтому студентов надо начинать готовить к такой работе как можно раньше. А в плане общения — я разговариваю с молодыми музыкантами также как с профессионалами, без разделений. Это тоже профессиональные люди, просто с меньшим опытом, но вызывающие такое же восхищение или уважение, как любой взрослый музыкант.

— Поговорим о программе. В прошлом году вы выступали здесь с концертом  «Молодой Рахманинов».  Теперь — Дворжак. Почему выбрали именно этого композитора?

— Как правило, из его музыки у нас играют одно и то же — Виолончельный концерт, Симфонию «Из Нового Света». Это недооцененный автор, а я его очень люблю. Программу вечера составили таким образом, что в первом отделении идет Скрипичный концерт, а во втором — третий акт «Русалки» в концертном исполнении.

«Русалка» была одной из моих первых самостоятельных оперных постановок — спектакль по ней я делал в Ирландии около 18 лет назад, с чешскими певцами. Обычно эту оперу, даже на эталонных записях 50-60-х годов прошлого века играют с купюрами. Третий акт страдает от них больше всего. И я в нынешнем исполнении в консерватории решил сыграть его так, как он написан, не пропуская ни одной ноты.

— А какие купюры делают обычно в третьем акте?

— Есть постановки, где от почти часового третьего акта остается только половина. Сокращают арию Русалки; купируют сцены с Лесничим и Поваренком — иногда этих персонажей вообще вырезают, чтобы не потерять динамику действия. Но в концертном исполнении нам не нужно задумываться о сценическом действии, потому что оно все равно существует в музыке.

— На мой взгляд, в «Русалке» очень слышно влияние Вагнера на Дворжака. Особенно в третьем акте, в самом финале — как будто аллюзия на дуэт Тристана и Изольды. Плюс мотив искупления любви через смерть, который есть в «Русалке» Дворжака очень близок Вагнеру. Вы в своей интерпретации стремились подчеркнуть оммаж Вагнеру от Дворжака или вам такие мысли не близки?

— Бесконечно люблю Вагнера. В моей биографии есть полноценные постановки «Тангейзера» «Парсифаля», «Тристана и Изольды», «Лоэнгрина». А вот «Кольцо нибелунга» под моим руководством пока ставилось только в концертном исполнении. Когда попадаешь под влияние Вагнера и физически понимаешь, как им вдохновлялись все композиторы, жившие в его время, находишь его везде. И если есть возможность подчеркнуть его влияние, то делаю это почти бессознательно. А в «Русалке» этих аллюзий долго искать и не нужно: здесь много атмосферы «длинного дыхания». Тут есть напоминания: вот аккорд из «Тристана», а в финале оперы —  почти что «Гибель богов», когда звучит похоронный марш. Но это не цитаты, это именно атмосфера. Но музыка Дворжака очень самодостаточная, у него очень четкий самостоятельный язык. Он находится на пересечении русской и немецкой музыки.

— И с кем же из русских авторов пересекается Дворжак?

— Больше с Чайковским, нежели с Римским-Корсаковым. Последний по своей инструментовке ближе к французской музыке. А Дворжак — это славянско-немецкое звучание оркестра, которое Чайковскому очень близко. И из его музыки здесь даже как будто слышатся отдельные мотивы. Например, в третьем акте есть почти цитата из арии Ленского, которую играет, как и у Чайковского, виолончельная группа. Это как легкое напоминание о том, кто еще жил и творил в то время. Вообще музыка Дворжака очень сильно вдохновляет. В ней — комбинация кровавых эмоций и абсолютного вселенского покоя. И найти баланс между ними — интересная для меня задача.

— Чешский язык трудно дается вокалистам?

— Он трудно дается даже чехам. У меня есть правило: очень редко дирижирую операми, которые написаны на языке, которого не знаю. Дирижер должен понимать язык не хуже, чем певцы. «Русалка» — исключение. Но мне тут было проще, потому что много славянских слов, которые напоминают наши, русские. Однако помню свое ощущение, когда пытался понять, как можно спеть слово, в котором нет ни одной гласной буквы. А в тексте оперы много таких слов, где пять-шесть согласных идут подряд и нет ни одной гласной. Поэтому этот язык может быть в каких-то моментах не очень удобен для вокала, но в нем есть своя атмосфера.

 — В большинстве партий на концерте в МГК заняты студенты консерватории. В главной роли —  солист Большого театра Олег Долгов, а Русалку поет София Бачаева, которую столичная публика не знает. Расскажите о ней.

С Софией мы много лет проработали в Новосибирске, она была солисткой НОВАТа. Мне захотелось услышать ее в роли Русалки лет пять назад — но только сейчас дело до этого дошло. У Софии есть очень важные качества для музыкального театра — она очень гибкий человек в плане стилей. Сложность партии Русалки — в том, что некоторые ее фрагменты написаны для оперной певицы, другие — для эстрадной, третьи предполагают народную манеру пения (там очень много фольклора и народного звучания). Я готовил партию с разными исполнительницами, но найти человека, который в себе эти качества будет объединять — не так легко. У Софии же все это есть. Плюс она в том возрасте, когда ей уже не рано, но еще не поздно петь данную роль. И она обладает даром петь очень аутентично на самых разных языках — действительно глубоко погрузилась в чешский.

— Какую характеристику вы бы дали оркестру Дворжака в  его операх? Чем он отличается, например, от малеровского оркестра?

— Он отличается тем, что Дворжак заинтересован вплести в оркестр голос. А Малер наоборот — у него голос становится как бы частью оркестровой массы. Дворжак подходит к этому вопросу по-вагнеровски: голос всегда находится в плотном обрамлении оркестра, но он все равно является отдельным от него организмом. Но в «Русалке» есть сцена, которая сближает Дворжака и Малера. Ее как раз часто вырезают. Это небольшое ариозо Поваренка — тут просто «Песни странствующего подмастерья» вылезают. Но это не означает, что Дворжак взял что-то у Малера или наоборот. Просто их объединяет атмосфера богемской народной музыки. Австрия, Словакия, Чехия, Венгрия находятся рядом, поэтому какие-то мотивы могут совпадать.

— Как вы думаете, почему сейчас так редко в России исполняется музыка славянских авторов — Дворжака, Сметаны и других?

—Есть вещи необъяснимые. Я рос в Германии, и там эту музыку играют гораздо чаще, чем у нас. В России за это должен кто-то взяться. Надеюсь, что мне в следующие годы удастся немножко чаще играть чешскую, польскую, венгерскую музыку — славянскую во всех смыслах.

Беседовал Филипп ГЕЛЛЕР
фотографии из личного архива Дмитрия Юровского