Валерий Гергиев инициировал в Большом театре очередной фестиваль — в этот раз под названием «Чайковский. Коллекция». В его программу вошли балетные и оперные постановки Большого — «Иоланта», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Черевички», «Мазепа», «Снегурочка», а также спектакли Мариинки — «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Чародейка». Среди них есть как вполне традиционные интерпретации, так и спектакли, выполненные в духе режиссерской оперы. «Пиковая дама» в интерпретации Алексея Степанюка (2015) представляет версию, которая может быть названа скорее традиционной, но при этом с моментами, которые представляются спорными.

Постановка открывается выходом маленького мальчика в треуголке, который воплощает собой Германа. На музыку интродукции он строит на сцене домик из карт, который так и простоит здесь до самого финала. Разрушит его уже взрослый Герман: по метафоре режиссера, этим действием он отнимает у себя жизнь. Степанюк не дает возможности персонажам убить себя так, как это предполагал Чайковский (и это уже отступление от оригинала): Герман здесь не стреляется, а Лиза не оканчивает свою жизнь в Канавке. Девушка просто растворяется в дыме, который окутывает сцену — как бы уходит в мир иной.

Из других нововведений Степанюка странновато выглядит финал пасторали «Искренность пастушки»: Прилепа выбирает не Миловзора, а убегает вместе с сулящим ей богатство Златогором. Композитор сопоставил в этой сцене нравственный выбор пастушки с судьбоносной манией Германа к богатству, поэтому получилось, что концепция режиссера прямо противоположна идее Чайковского. Кстати, в пасторали отсутствует балет, что подразумевалось автором, и по идее, должно быть воплощено в Мариинском театре, который имеет для этого все необходимые ресурсы. У Степанюка же лишь в Сарабанде сошедшие с постаментов золотые статуи существуют на сцене в странных роботизированных движениях, а параллельно с ними на глазах взаимодействуют Герман с Графиней. Идея включить последних героев в этот номер показалась не совсем уместной.

Драматургия спектакля также выстроена не совсем идеально. Первые два действия проходят динамично и смотрятся с интересом, а третий акт сильно провисает: на мой взгляд, здесь много статики. Так, в самой напряженной и страшной картине оперы — пятой, на сцене практически ничего не происходит. Зритель видит Германа, сидящего на кровати, к которому приходит призрак Графини. Параллельно на дальнем плане будто на панихиде шествуют люди со свечами.

Несомненное достоинство спектакля — его оформление (художник Александр Орлов). Сценография меняется прямо по ходу действия, внутри картин — как будто по мановению волшебной палочки. Визуальная доминанта постановки — колонны, которые разъезжаются, создавая то лабиринт, то целую аллею, то арку. Удачна идея художника и придумать так называемые «живые картины»: когда из глубины сцены в дымке тумана к зрителю выплывают конструкции, в которые заключены персонажи оперы.

Однако, чересчур вычурной оказалась «внешность» второй картины «Пиковой»: художник поместил ее в обстановку богатого салона в ориентальном духе. На сцене восточные диваны, ковры и девушки в соответствующих нарядах, в том числе и Лиза. Вся эта бьющая в глаза роскошь, а также обилие золота в этом эпизоде противоречат сентиментальности и невероятной эмоциональной простоте музыки Петра Ильича. Вообще в постановке много золотого цвета — это, конечно же, намек на ампир, с которым ассоциируется Санкт-Петербург.

Не поскупились в этой версии на богатые, роскошные костюмы (Ирина Чередникова), решенные как фантазия на тему XVIII столетия.

Вокальное исполнение оказалось более чем достойным. Олег Долгов интерпретирует своего Германа сдержанно — без бешеного темперамента, эмоционального форсажа и излишней патетики. В его внешней трактовке доминирует некоторая скупость: все чувства героя передаются через вокал. И именно в нем — главное сокровище исполнения. Долгов использует много пиано, поет максимально детализированно, каждая фраза эмоционально окрашена, голос переливается всеми оттенками чувств. Артист убедительно показывает переход от любовных чувств Германа к его одержимости узнать три карты и разбогатеть: это было видно и по пластике Долгова, и по тому, как постепенно «охладевали» интонации голоса тенора.

Прекрасна Анна Шаповалова в партии Лизы: певица привлекает трепетностью, мягкостью тембра, в котором при этом есть и необходимая для партии плотность. Ее интерпретация полна тонких нюансов. В придачу к отличному вокалу — утонченная, хрупкая внешность, благородство манер. Все это создает облик подлинной Лизы, почти что карамзинского типа, готовой на все ради любимого.

Безоговорочная удача спектакля — Графиня в интерпретации Елены Манистиной. Артистка в центральной сцене четвертой картины, кульминационной для образа героини, была по-настоящему бесподобна. Роскошный, поистине царственный тембр певицы, с бархатным звучанием низких нот и актерской выпуклостью каждой фразы сделали ее исполнение настоящим шедевром — тем, которое войдет в разряд легенд.

Ожидаемо блестяще выступили два царских баритона — Владислав Сулимский (Томский) и Игорь Головатенко (Елецкий). В более скромных партиях ярко себя показали Гузель Шарипова (Прилепа), Илья Селиванов (Чекалинский), Ирина Березина (Гувернантка), Екатерина Семенова (Маша).

Волшебство творилось и в яме: оркестр под управлением Валерия Гергиева не уступал записям маэстро тридцатилетней давности по качеству и уровню проникновения в глубину музыки. Сумасшедшая, завораживающая своей мистикой энергетика оперы, бушующие в ней страсти, фантасмагорические образы были переданы дирижером со стопроцентной достоверностью, а от некоторых эпизодов по телу пробегали мурашки. Гергиев в очередной раз доказал, что «Пиковая дама» — его конек.

Филипп ГЕЛЛЕР
Фото предоставлены пресс-службой
Большого театра
Фотограф: Дамир Юсупов
1,2: Сцена из спектакля
3: Гузель Шарипова (Прилепа)