Дягилевские мистерии

25 мая в Перми завершился Дягилевский фестиваль, несколько лет удерживающий статус одного из ключевых культурных событий страны. Из года в год его худрук Теодор Курентзис исследует пространство актуального художественного высказывания в самых разных преломлениях и вовлекает даже самую искушённую публику в новые, подчас мистические, опыты восприятия искусства.

Дягилевский фестиваль накрывает Пермь как явление природы раз в год – почти на две недели город, когда-то переживавший культурную революцию, которой суждено было угаснуть, становится средоточием одного из самых концептуальных фестивалей на территории страны. На многочисленных площадках проекта разворачивается бессчётное количество событий, приводимых в движение мыслью и желанием Теодора Курентзиса. Он – безусловный демиург этого мира, вокруг него вращаются планеты этой Вселенной, по его желанию преобразуется духовное и физическое измерение. Сегодня Дягилевский – это не только музыкальная программа, объединяющая симфонические и камерные концерты, оперные и балетные постановки, проекты на стыке искусств, сегодня он включает также мощную образовательную программу, в рамках которой на мастер-классы звёзд фестиваля собираются исполнители со всей страны, большинство – из столицы. Это и лекционная программа с выступлениями специалистов в области музыкального и театрального процесса; это многочисленные выставки и обширная событийная панорама фестивального клуба, формирующая на театральной площади атмосферу праздника и бесконечного креатива.

"Жар-птица" в постановке Алексея Мирошниченко. Наталья Осипова.

Фото Антона Завьялова

В этом году крайними точками Дягилевского стали исполнение Первой симфонии Малера и Концерта для скрипки Берга (солист – Айлен Притчин) Фестивальным оркестром под управлением Теодора Курентзиса (14 мая) – и три балета Стравинского – «Поцелуй феи», «Петрушка» и «Жар-птица» в постановке ведущих хореографов страны Вячеслава Самодурова, Владимира Варнавы и Алексея Мирошниченко при участии Дианы Вишнёвой и Натальи Осиповой, за пультом оркестра musicAeterna – Теодор Курентзис, Андрей Данилов (25 мая). Между ними – 56 событий основной программы, в числе которых – российская премьера оперы Аны Соколович «Свадьба» в постановке Антона Адасинского, премьера проекта «Распад Атома» танцевальной компании Лилии Бурдинской, участие в котором приняла Алиса Хазанова, мировые премьеры фортепианного цикла Антона Батагова «ГДЕ НАС НЕТ. Письма игумении Серафимы» и композиции Алексея Сюмака «Чужая» (блестящее соло Ольги Власовой!) и невероятное множество других. Плотность событий – запредельная: в отдельные вечера при желании можно попасть на четыре концерта. Такой темп – с уходом в ночь и возвращением в гостиницу часов в 5 утра – фестивальной публике выдерживать не просто, как с ним справляются организаторы – и вовсе немыслимо.

Наряду с очевидной, артикулируемой самой фигурой Дягилева концепцией фестиваля (поиск, эксперимент, искусство завтра), явно существует и второй порядок смыслов, продиктованный личностью художественного руководителя Пермской оперы: он явно заинтересован в исследовании пространств, лежащих за пределами видимого мира. Пограничные состояния, сакральные переживания – вот предмет интереса Курентзиса, и многое на фестивале он делает ради их достижения. Смысловой оттенок этой сакральности в каждом проекте свой, но общая доминанта прослеживается совершенно явно.

Антон Адасинский, заявлявший видение оперы Соколович «Свадьба» как противопоставление двух миров – высокого оперного, с напудренными париками, и более низкого и понятного, танцевального – по сути, создал неделимое единство этих миров, замешанное на колдовстве и ритуале.

Опера "Свадьба". Фото Никиты Чунтомова 

Выращенная из сербских свадебных песен партитура, предлагающая наряду со сложнейшей метрикой экстремальные вокальные испытания (опера a capella!), воплощается семью женщинами танцующими, шестью женщинами поющими (солистки хора musicAeterna, среди них – центральный персонаж истории, новая звезда Пермской оперы Надежда Павлова) и одним танцующим мужчиной (Алексей Попов), который оказывается скорее не полноценным персонажем, но лишь инструментом ситуации, раскрывающей что-то новое в женской природе. Сложные отношения внутри мира женщин и внутри мира каждой отдельно взятой героини воплощаются через обряд, в котором – и инициация через насилие, и переход из одного статуса в другой (от девушки – к женщине), и покровительство, и манипуляция, и на какие-то минуты полнейшее стирание грани между поющими и танцующими, слияние происходящего в подлинный синкретизм.

Совершенно сакральная история – опера Алексея Сюмака Cantos на тексты Эзры Паунда, премьера которой полгода назад прошла с невероятным резонансом. И понятно почему: работа режиссёра Семёна Александровского и сценографа Ксении Перетрухиной дарят этой партитуре воплощение, о котором, мне кажется, современный композитор может только мечтать. Cantos – путешествие за пределы видимого мира. Путешествие – через тёмный коридор, сквозь который зрители вынуждены пробираться наощупь, лишь в конце его брезжит свет. За ним – пространство театрального зала как опустошённой, холодной местности, где всё, что есть – струящиеся лучи, иссохшие деревья, на каждом из которых – неестественно спелое яблоко. Слушатели располагаются на сцене, и когда из зала, из пространства, залитого светом, вдруг раздаются первые звуки, и фигуры артистов хора musicAeterna показываются между рядами кресел, движутся по направлению к тебе – тут и охватывает оторопь, очень уж всё выглядит убедительно, кинематографически красиво, до ужаса осязаемо – и очень похоже на то, ко встрече с чем можно готовиться после путешествия по чёрному коридору в конце жизни.

В этом пространстве скрипка соло (Ксения Гамарис), хор musicAeterna и Теодор Курентзис, который в этом проекте очень естественно выведен на сцену (по мановению его рук не только звучит музыка, но и преображается пространство) – проживают вместе не биографию, а скорее потусторонний опыт по мотивам биографии Эзры Паунда. В числе участников хора, населяющих пространство между жизнью и смертью, – возможные персонажи жизни поэта, опознаваемые по элементам одежды, сшитой из мешковины, уравнивающей всех и обнуляющей принадлежность к эпохе. Вовлечённость в это действо – запредельная, наблюдаешь таинство, подсматриваешь, какие действуют законы там, где нам до определённых пор не побывать. Попадая в пространство спектакля задолго до того, как услышишь первые ноты, покидаешь его тоже не сразу – на выходе из театра провожают огни, которые на фоне белеющего во мгле здания Пермской оперы, очертаниями напоминающей афинский Акрополь, видятся то ли погребальными, то ли жертвенными кострами.

Пронзительный опыт в области, где искусство не уходит за грань, а наоборот – тесно смыкается с жизнью, подарил концерт Антона Батагова «ТАМ ГДЕ НАС НЕТ». В основе фортепианного цикла – письма игумении Серафимы, в миру – Наталии Янсон. В них – жизнь семьи, разбросанной после Второй мировой по миру: родители – в Соединённых Штатах, сын – в СССР, по другую сторону железного занавеса. Письма сдержанные, пронзительные, наполненные чувством не только родственным, но и религиозным. Потеряв мужа, Наталия Янсон на протяжении долгих лет оставалась игуменией Ново-Дивеевского монастыря в пригороде Нью-Йорка, и утешения её жизни составляли мысли об ушедшем муже, письма сына и однажды случившаяся их встреча. Минималистские паттерны, чередующиеся с текстами писем, в музыкальной ткани цикла периодически прорываются интонационностью совершенно иной природы – колокольными звонами, православными песнопениями, романтическими переливами в духе Рахманинова, в которых на фоне вневременного обезличенного повторения светится принадлежность к русской культуре и духовный свет редких людей, чья жизнь и отношения стали импульсом к созданию цикла. Сильнейшим финалом концерта, при этом естественным и лишённым позы, становится жест почтения в адрес его героини: Антон Батагов зажигает свечу перед спроецированным на экран фото её могилы, а после мелькают фото Наталии Янсон – в преклонном возрасте, уже в бытность её игуменией, и в молодости – в кругу семьи, рядом с любимыми людьми, когда мир ещё не предвещает грядущего.

Отдельная история выхода за пределы в программе Дягилевского – ночные концерты. Количество их от года к году множится: в этот раз темнота простиралась не только на традиционных гала в Доме Дягилева, но и на концертах в художественной галерее.

Ночной концерт в галерее. Interactive под управлением Ольги Власовой исполняет Three voices Фелдмана.

Фото Никиты Чунтомова

Идея гала-концертов проста: сначала музыка, а знания о её названии и имени автора – после исполнения, так восприятие освобождается от ненужных ожиданий, а слушание становится более глубоким. Атмосфера здесь царит сектантская – актовый зал Дягилевской гимназии, в углу возвышается исполинский памятник импресарио. В центре полукруга выставленных для концерта стульев – ковер и подушки – на них – те, кто предпочитает слушать лёжа. Музыка звучит в кромешной тьме. Исполнители чередуются – на Cello-гала попеременно звучали то барочная виолончель Брюно Коксе, то современная – Натали Клайн. На Piano-гала за одним инструментом сменяли друг друга Алексей Любимов, Антон Батагов и Алексей Зуев. Так действительно обнажаются скрытые связи между произведениями: в минималистской композиции Адамса (Алексей Зуев) отчётливо слышны отголоски Шопена (Алексей Любимов), а обработки хоральных прелюдий Баха, сыгранные Антоном Батаговым с неповторимо человеческой интонацией, как будто сводят на нет все поиски в области звуковой материи последующих столетий, возвращая смысл происходящего к категориям божественного и человеческого.

Но гала, пусть и проходили в темноте, оказались по меркам фестиваля событиями довольно ранними. Настоящие ночные концерты начинались в 3.30 ночи. Время, прямо скажем, немилосердное. Не знаю, сильно бы пострадала концепция, если бы их начало сдвинули хотя бы на час, но те счастливые (или ненормальные?) из фестивальной публики, кто стремился и смог на них попасть, точно чувствовали бы себя лучше. Четыре ночных концерта прошли под сводами Пермской художественной галереи, располагающейся в здании бывшего собора. Галерея – пространство мистическое, особенно ночью. Здесь – деревянный алтарь, высокие своды и соответствующая акустика, здесь – скульптуры пермских деревянных богов, внимающие звучанию музык, рождённых авторами от итальянского Возрождения до нашей эпохи, одинаково благосклонно и внимательно. Здесь выступали итальянский ансамбль Micrologus, хор musicAeterna под управлением Курентзиса, здесь импровизировал Антон Батагов и здесь же трио Interactive под управлением Ольги Власовой подарило присутствующим испытание и, наверное, инициацию через музыку Мортона Фелдмана.

Волшебный фонарь. Алексей Любимов.

Фото Никиты Чунтомова

Понятно, в чём идея происходящего – до таких концертов дойдут далеко не все, а те, кто дошёл, попал, пережил – наряду со слушательскими переживаниями получают: первые рассветные лучи, скользящие по сводам под звучание музыки, восприятие, обострённое бессонной ночью, по окончании концерта (без аплодисментов, это оговорено заранее) - выход на высокий берег Камы, заботливо приготовленный кофе, созерцание красоты мира, наполненного нежным утренним светом, ощущение внутреннего торжества.

В этой красивой истории, думается, не меньшего внимания заслуживает цена воплощения замысла. Думаю, не ошибусь, в предположении, что концерты эти совершенно нерентабельны. (Как, впрочем, и весь фестиваль, - на эту тему пространно рассуждал на заключительной пресс-конференции Марк де Мони, генеральный менеджер Пермской оперы и продюсер Дягилевского). Но соображения целесообразности для фестиваля не играют никакой роли (насколько он даёт это понять) – и тем проект и прекрасен. В каких-то других точках на карте договориться с художественным музеем о проведении концерта в половину четвёртого утра может стать проблемой – только не в Перми. Пытаюсь представить, какими были бы реакции разного рода администраций, если бы им было предложено втащить по узким лестничным пролётам на второй этаж галереи рояль – для того чтобы пианист Антон Батагов полчаса импровизировал на нём в ночи для пяти десятков слушателей. Думаю, многие бы дирекции покрутили пальцем у виска. Здесь, похоже, препятствий административного порядка не существует: самые смелые художественные идеи получают реализацию, какими бы безумными они ни казались. И в итоге Пермь сегодня звучит не только на всю Россию, но и за рубежом: интерес к Курентзису и его оркестру «оттуда» (грядущий Зальцбургский фестиваль, например) – лишнее тому доказательство.

Упомянуть все проекты фестиваля не хватит отведённого количества знаков, в них – богатая палитра переживаний самого разного опыта. От угрожающей проекции будущего в интерактивном спектакле Remote Perm – до детской чистоты и наивности, которые нисходят, пока звучит Сати и Кейдж в исполнении Алексея Любимова и показывает картинки волшебный фонарь в руках Луиз Моати (проект «Это (не)сон»), от ощущения безграничности Вселенной, когда время людей, китов и птиц обращается в пространство-время вечности (Vox Temporum Гризе на концерте Московского ансамбля современной музыки) – до переживания себя в пространстве интеллектуальной игры – во время исполнения «Жар-птицы» в хореографии Алексей Мирошниченко.

Конечно, как и в любом пространстве эксперимента и поиска нового, случились в программе Дягилевского и не самые удачные эпизоды – датский проект Aquasonic, исполняющий тягучие однообразные эмбиент-композиции из-под воды (музыканты натурально размещены на сцене каждый в аквариуме), больше имеющий отношение, кажется, к диковинным зрелищам, чем к искусству. Потенциал хореографического языка проекта Лилии Бурдинской «Распад атома», соединившего текст, драму (Алиса Хазанова) и хореографию, показался недостаточным для того, чтобы без ущерба остроте восприятия вынести громаду полуторачасового представления. Вопрос оставила импровизация Антона Батагова – очень уж несоразмерно ожиданиям (мучительным, в борьбе со сном до начала концерта в 3.30) оказалась представленная музыка, сотканная из звучания тибетской чаши, колокольчика и заклинательно-закольцованного мажора. Впрочем, кто будет с уверенностью отвечать за адекватность восприятия в 4 часа утра?

При всех возможных оговорках ощущение общего беспрецедентного уровня фестиваля, распространяющегося на все составляющие его сложной программы, – совершенно безусловно. Из года в год, вбирая в программу что-то новое, углубляя слушательский опыт, создавая вокруг звучащей музыки мощный контекст, а вместе с ним – атмосферу интеллектуального бодрствования, Дягилевский становится событием не только художественного, но и духовного порядка. Это, безусловно, новый и ценный опыт, лежащий, в том числе, и за пределами искусства. И этот подход даёт мощнейший созидательный эффект. Мышление в категориях искусства, атмосфера творчества, для которого будто бы не существует организационных препятствий, становится живительной: здесь концентрируются заряженные идеями люди – те, кто уже олицетворяет искусство сегодня, и те, кто к этому изо всех сил стремится. Здесь происходит взаимодействие, знакомство, рождение идей. Стихийно возникают новые проекты, находящие у фестиваля поддержку: выпускники прошлогодней образовательной программы в этом году представили постановки двух совершенно новых одноактных опер под общим названием #брэдбериопера. Артисты оркестра и хора musicAeterna, которым, уверена, хватает нагрузки, с увлечением разыграли эскиз к спектаклю по пьесе Блока «Роза и крест». И, кажется, препятствий не существует, есть только идеи, способные что-то изменить в человеке, - и их воплощение. Все это перезагружает взгляд на мир, и в итоге весь фестиваль становится одним огромным разрывом в ткани повседневности, и в эту прореху – за пределами навязших шаблонов – видится подлинный смысл происходящего в жизни и в искусстве.

Марина МОНАХОВА

Фото предоставлены пресс-службой фестиваля