Детская опера «Пиноккио» на фестивале «Видеть музыку»

Сцена из спектакля.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Известная фальшь-цитата, которая приписывалась поочередно то Максиму Горькому, то Самуилу Маршаку, то Корнею Чуковскому, гласит: «Для детей нужно писать, как для взрослых, только гораздо лучше». На самом деле это сказал Станиславский, и его слова — не о литературе, а о театре: «Для детей нужно играть так же, как для взрослых, только гораздо лучше, тоньше, культурнее и совершеннее». Спектакль Оперной студии Саратовской государственной консерватории имени Л.В. Собинова «Пиноккио» на музыку Глории Бруни — классический пример далеко не самого совершенного «текста», который сыгран лучше, чем написан. На фестивале «Видеть музыку» (поддержанном Министерством культуры России и Президентским фондом культурных инициатив) эта постановка была показана в рамках студенческой программы, проводимой в сотрудничестве с Ассоциацией музыкальных образовательных учреждений.

Глория Бруни — немецкая (несмотря на итальянскую фамилию) певица, скрипачка, пианистка, которая в конце концов избрала для себя главной стезю композитора. Опера «Пиноккио» написана 15 лет назад (2008), премьера прошла в Гамбурге. В дальнейшем сочинение ставилось в Германии, Италии, Франции, Беларуси, — и каждый раз изначальная история претерпевала легкие изменения. Основа нынешнего спектакля — именно версия Большого театра Беларуси (декабрь 2020); режиссер этой постановки Наталья Барановская указана в качестве соавтора либретто.

По словам композитора, идеалом для нее были «Гензель и Гретель» Энгельберта Хумпердинка и «Петя и волк» Сергея Прокофьева. Ну что сказать — до этих пьедесталов дорасти не удалось. К сожалению, музыка оперы оставляет желать много лучшего. При прослушивании в Учебном театре ГИТИС’а могло показаться, что дело тут в небольшом оркестре (Инструментальный ансамбль Оперного класса под управлением дирижера-постановщика спектакля Андрея Бутенко), — но более детальное знакомство с клавиром дает четкий ответ: дело именно в самом материале. Многие страницы оперы напоминают набросок партитуры с басом и мелодией, к которому когда-нибудь потом («если наступит завтра») подпишут всё остальное. Но это самое «завтра» наступает не всегда. «Контурное» двухголосие, возможно, является намеком не то на барокко, не то на неоклассицизм, — но намеком неудачным. Самое обидное, что иногда композитор боится писать для детей просто: естественные мелодические ходы вдруг затуманиваются неловкими и нелогичными диссонансами. К лучшим номерам оперы отнесем Дуэт Лисы и Кота из первого акта (эксцентрика с легким намеком не то на Стравинского, не то на Бернстайна и джаз), Арию Сверчка из второго акта (реверанс Алессандро Скарлатти) и, конечно, Хор моряков «В далеком синем море…» (в клавире они по-немецки недвусмысленно именуются китобоями, но в рамках экологической повестки… в общем, вы понимаете). Последний номер — редкий образец четкой работы по модели мужского немецкого оперного хора, который мог бы встретиться нам и у Моцарта, и у Вебера, и у раннего Вагнера. Ну а самый серьезный прокол — увертюра. Вашего рецензента совсем не радует сегодняшняя мода захламлять увертюры Верди или форшпили Вагнера разными режиссерскими «штучками», — но в данном случае стоило бы: более чем пятиминутная бестолковая беготня остро нуждается в прикрытии хоть каким-то фиговым листком.

В этом месте мы плавно переходим к тому, как всё сыграно. При очевидной скромности постановочных возможностей (учебный спектакль Оперной студии), — местами очень даже симпатично. Сохранены основные мотивы первоисточника, однако внесены (но кем, — композитором или каким-либо из либреттистов разных стран?) некоторые изменения. Например, персонажа по имени «Песочный Человек» в классическом варианте сказки Карло Коллоди нет. Кстати, не совсем понятны ни смысл его появления, ни цитата из знаменитого рондо Луи Дакена «Кукушка», которая его сопровождает. Вместо Лиса (мужчина) и Кота у Коллоди появились Лиса и Кот (что, конечно, эффектнее с дуэтно-оперной точки зрения, а кроме того, передает большой привет Алексею Николаевичу Толстому и его знаменитой в советско-постсоветском пространстве версии под названием «Приключения Буратино»). Режиссер Ольга Склярова ясно обозначает и лейтмотив спектакля: деревянный человечек жертвует жизнью за другого и за это обретает новую, человеческую жизнь. Важным сквозным персонажем становится Сверчок — проводник Пиноккио в мире добра и зла. В исполнении Миланы Ахмедовой нам предстал яркий травести в черном костюме, шляпе и при бабочке (визуально — забавный симбиоз Мефистофеля с Лайзой Минелли из «Кабаре» Боба Фосса). 

Местами весьма симпатичными актерскими красками рисует своего героя (с помощью режиссера) Анастасия Кусмарцева (Пиноккио); она старается полноценно петь, не пережимая и не сваливаясь в излишнюю характерность, иногда свойственную подобной продукции. Вот только музыкальный материал ей достался не ахти! Из персонажей второго плана самое яркое впечатление производят как раз Лиса и Кот (Юлия Ляпина, Эмир Сулейманов), —в основном, за счет упоминавшегося дуэта из первого акта.

Очевидно, что энтузиазм молодой команды Оперной студии Саратовской консерватории (в последние годы она слегка проснулась после многолетней спячки, — во многом, благодаря заведующей кафедрой академического пения и оперной подготовки Ирине Котельниковой) лишь отчасти преодолел органические недостатки музыкально-драматургического материала. Возможно, стоит приложить эту энергию к материалу совсем иного качества.

 Михаил СЕГЕЛЬМАН