• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости



28.11.2024

Оммаж как послесловие

15 ноября в столице завершился IX фестиваль музыкальных театров «Видеть музыку», организованный Ассоциацией музыкальных театров при поддержке Министерства культуры России и Президентского фонда культурных инициатив. Однако театральный праздник не завершен – его продолжает студенческая программа фестиваля, уже традиционно дополняющая фестивальную афишу.

В этом году она не так обширна, как в прошлые годы, и проводится не параллельно с основной фестивальной программой, а уже после нее. Но, несмотря на лапидарность и некоторый оттенок послесловия к театральному форуму, радостно, что студенческая программа вообще сохранилась и продолжает существовать. Возникла идея с ней не сразу, не с первого фестиваля, однако на каком-то этапе организаторам стало понятно, что в России помимо профессиональных музыкальных театров много интересного делают и другие коллективы – в частности оперные студии при консерваториях и музыкальных вузах. Почему бы эти работы не показать в Москве театрально-музыкальному сообществу, любителям музыкального театра?

За те несколько фестивалей, что студенческая программа проводилась, столица увидела немало интересных работ из регионов. Но что не менее важно, московская публика благодаря фестивалю обратила пристальное внимание на работы столичных музыкально-театральных вузов, которые без фестивального акцента всегда оставались в тени спектаклей профессиональных музыкальных театров. Известное клише о том, что «это же студенты!» удалось несколько поколебать – некоторые из работ радовали цельностью и зрелостью, интересными подходами к материалу, вдумчивой, внимательной работой мастеров (педагогов, постановщиков, концертмейстеров и пр.) с талантливой молодежью. Получались работы в чем-то даже вовсе не студийного уровня – а настоящие заявки на большое искусство, на  серьезное художественное высказывание.

Один из спектаклей студенческой программы этого года – своего рода оммаж юбиляру прошлого года Сергею Васильевичу Рахманинову, чье 150-летие праздновалось по всей России с размахом. Оперный театр Московской консерватории поставил рахманиновский диптих – раннюю юношескую оперу «Алеко» и более зрелую, последнюю законченную оперу мастера «Франческа да Римини». Хотя сам композитор данные оперы как дилогию никогда не мыслил, но практика музыкального театра их нередко скрещивает, поскольку в небольшом по объему оперном творчестве Рахманинова эти опусы – и наиболее яркие, и завершенные, с интересно выстроенной музыкальной драматургией, и одновременно показывающие значительную эволюцию стиля автора он раннего опуса к зрелому высказыванию.

Первый опус, сообразно его юношеской природе, да и реалистической литературной основе, был поставлен Владимиром Ждановым более привычно, традиционно. Справа на сцене – цыганская палатка-шатер, чуть поодаль – повозка, вечный спутник кочевой жизни племени, яркие разноцветные наряды цыганок с обязательными розами в прическах, более строгие темные жилетки цыган, лихие пляски с буйным потряхиванием юбок, воланов и кастаньет (правда, мужской танец, к сожалению, купировали). Словом, узнаваемый антураж для «Алеко», не вызывающий никаких вопросов, предлагающий лишь наслаждаться привычным зрелищем и голосами солистов, а также их драматической игрой.

Относительно первого с восторгом можно оценить, без всяких ссылок на молодость и студенческую неопытность, работу двух певцов – Валентина Азаренкова (Старик) и Кирилла Попова (Молодой цыган). Мягкий бас-кантанте первого правда ближе к драматическому баритону, ему чуть недоставало басовой глубины, басовитой краски, но в целом его выразительное пение и красивый тембр захватил внимание зала с первой прозвучавшей ноты партии. Второй показал себя супер-профессионалом, не только ярко «отоварив» верхние ноты, но проведя всю партию интонационно интересно, оказавшись состоятельным в сложных динамичных ансамблях, и в трогающей драматической игре. Остальные участники исполнения оставили немало вопросов еще своей незрелостью или явными проблемами в вокализации – тут очевидно есть над чем поработать.

Что касается драматической игры, то все участники-солисты «Алеко» оказались интересными, и хотя в их решении образов не было ничего принципиально нового, скорее это было добротное иллюстраторство сюжета, тем не менее, роли были сыграны выразительно, с чувством, получились не по-студенчески значительными. Вопросы остались скорее к мимансу, отвечавшему за массовые сцены – в реалистическом прочтении хочется, чтобы все было сделано по-честному, с максимальным погружением в цыганские (в данном случае) реалии. К сожалению, постановщики  тут пошли по пути наименьшего сопротивления, посчитав, что роз у цыганок в волосах и цветастых платьев будет вполне достаточно. Однако «цыгане» из Московской консерватории смотрелись частенько весьма комично – русоголовые или вообще блондины, с очевидными славянскими лицами, без всякого грима, к тому же не слишком свободные в сценическом рисунке, нередко скованные в движениях, или напротив – слишком утрированные в стремлении показать «настоящих» цыган.

Второй опус, вновь сообразуясь с мистической литературной первоосновой, Эдем Ибраимов прочитал более обобщенно-абстрактно. Хотя и реалистичность в его постановочном решении также присутствовала – один образ Ланчотто, созданный Кириллом Панфиловым, выпуклый и яркий, образ героя, раздираемого сомнениями и противоречиями, чего стоит – настоящий реализм! Однако единообразные серые хитоны на мимансе, изображающем души грешников в кругах ада, абстрактные бесформенные элементы декораций, которые как мозаику миманс складывает каждый раз по-разному, сообразуясь с задачами той или иной мизансцены, дают визуальному решению спектакля сразу заряд философской глубины.

Постановщик очень интересно продумал мизансценирование, отчего статичная до известной степени опера, приобрела театральную живость и динамизм. Придумал он и мимические сценки – явление бессловесного кардинала в начале оперы или забавный кукольный театр, каковым «балуется» оставшаяся без попечения нелюбимого супруга Франческа, оказываются очень уместными и разнообразят действие. Вовлек он в пространство спектакля и зал – Тень Вергилия и Данте поют у него свои первоначальные реплики с боковых балкончиков амфитеатра, словно изначально погружая весь зал в круги Дантова ада.

«Франческа» – опера весьма сложная по своим музыкальным характеристикам, она требует совсем не студенческого уровня воплощения. В целом Оперный театр Московской консерватории справился с этим опусом, может быть даже в чем-то лучше, чем с более простым «Алеко». Вокально-драматической убедительностью, глубиной трактовки, яркостью игры и полным владением вокальными средствами, уместными в остро-драматической партии, веяло от работы исполнителя роли Малатесты Панфилова. На высоте оказалась и лирическая пара: светлое и мягкое сопрано Жаргал Цырендагбаевой гармонично воспринималось в партии титульной героини, со всеми экстремальными верхами певица справилась играючи; Давид Саникидзе спел своего Паоло красивым благородным тенором, однако в драматических фрагментах партии его не слишком масштабного голоса явно не хватало – однако молодой певец продолжает настаивать на уместности его лирического голоса в тяжелом драматическом репертуаре.

Обе оперы проинтерпретировал британский маэстро Джереми Уолкер, постоянно работающий в Московской консерватории. Оркестр театра и хор студентов консерватории (худрук Алексей Рудневский) звучали качественно и вдохновенно, сполна донося до слушателей эстетику театра Рахманинова. Волею постановщиков в обеих операх хор был исключен из действа, выполнял роль своего рода комментатора событий  – стоял на станках в концертном одеянии и пел по нотам: все массовые сцены были решены силами миманса. Дирижеру удалось выстроить верный баланс между коллективами и солистами, добиться синхронности исполнения, собранности ансамблей.

Рахманиновский диптих игрался в привычном для студийного театра пространстве – Большом зале консерватории. К сожалению, при всех своих акустических достоинствах, этот зал – весьма проблемный с точки зрения полноценных театральных постановок. Полсцены занимает оркестр, треть – хор. На оставшемся пятачке режиссерам приходится решать массу сценических задач, полноценную сценографию в таких спектаклях создать решительно невозможно. Прискорбно, что у главной консерватории страны до сих пор нет подходящего театрального зала, где бы ее оперная студия могла бы осуществлять полноценные оперные постановки и готовить своих питомцев к профессиональной сцене без всяких оговорок. А ведь в советское время такие возможности у оперной студии были, когда она выступала на сцене учебного театра Щукинского училища на Арбате, но потом, к сожалению, было принято другое решение. О том, что для студии строится наконец полноценная площадка неподалеку от основных зданий консерватории, сообщалось еще в 2016 году, два года назад речь шла о том, что театр откроется буквально в считанные месяцы, однако завершается 2024-й, а студия до сих пор дает свои спектакли в БЗК… Пожелаем же Оперному театру Московской консерватории поскорее обрести свой настоящий дом!

Александр МАТУСЕВИЧ
Фотографии предоставлены пресс-службой фестиваля

28.11.2024



← события

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей