– Мария, если вернуться к началу, гобой для вас это любовь с первого взгляда?

– Это любовь с первого звука. Банальный ответ, но абсолютная правда. Я услышала гобой в театре, куда меня в четырёхлетнем возрасте мама повела смотреть балет «Лебединое озеро». Мой первый визит в оперный театр и сразу «Лебединое озеро», которое начинается с соло гобоя! Ну, и кроме того, у мамы была очень большая коллекция хороших пластинок. Я услышала благородный тембр гобоя и сразу в него влюбилась.

– Мама, видимо, музыкант?

– В свое время мама окончила музыкальную школу по классу фортепиано и вокала. Хотя она не стала профессиональным музыкантом, у нее очень обширные знания и большая библиотека.

– Гобой – тяжелый инструмент? Как говорится, неженский?

– Он сложный, если не обладать специальной школой игры, правильной техникой. Безопасная для здоровья игра – своего рода ремесло, которое необходимо освоить. Если им не владеть, это может быть действительно опасно для жизни (смеется), ведь на сцене свою партию ты должен доиграть в любом случае. Я очень рада, что в Германии мне удалось получить хорошую школу. 

– Характер инструмента и характер исполнителя соотносятся между собой?

– Думаю, если повезет, человеческие таланты и качества и особенности инструмента подходят друг другу.

– Ваша запись русских гобойных концертов с Гёттингемским Симфоническим оркестром под управлением Кристофа-Маттиаса Мюллера получила в свое время премию премия ECHO Klassik. На диске представлен замечательный, но отнюдь не популярный репертуар — музыка ХХ века. Чья это была инициатива?

– Это очень интересная история. Я познакомилась с Холлигером, когда он приехал в Винтертур дирижировать нашим оркестром «Musikkollegium». А я была еще в тот момент на испытательном сроке…

фото из личного архива

 – Давайте поясним нашим читателям, кто такой Хайнц Холлигер.

– Это гобоист-легенда, а кроме того, композитор и дирижер. Человек, обладающий энциклопедическими знаниями. Тот, кто переиграл весь гобойный репертуар, кому на протяжении многих лет ведущие композиторы мира посвящали свои произведения. Какое современное произведение для гобоя не возьми, везде написано: «Посвящено Хайнцу Холлигеру».

– Простите, но поправлю вас. Знаю, что есть произведения, где в посвящении стоит ваше имя.

– Одно есть. Спасибо, что вы об этом упомянули, но, тем не менее, встретиться с человеком, на чьих записях я выросла, кто был для меня иконой исполнительства – огромное событие. Понимаете, звук его весьма специфичен, но есть природная музыкальность, подкрепленная очень большими знаниями. Он всегда может оправдать свою интерпретацию. Можно задать ему абсолютно любой вопрос. Он очень прост в общении. И еще он очень прямолинейный. Ну, так вот, когда мы познакомились, он задал вопрос: есть ли сегодня в России хорошие композиторы, которые пишут для гобоя? И вы знаете, меня этот вопрос слегка озадачил, поскольку я как раз занималась изучением похожей проблемы, но в контексте Швейцарии и Германии.

Я знала только о концерте Эшпая. Начала размышлять, отправилась искать репертуар. Оказалось, что есть концерты для гобоя у Кикты, Рубцова. Нашла их номера телефонов, со всеми связалась. Когда я дозвонилась Андрею Яковлевичу Эшпаю, мы очень мило с ним поговорили, а потом встретились. Эта встреча запомнилась мне на всю жизнь. Потом мы перезванивались, я много с ним советовалась по поводу исполнения гобойного концерта. То есть, я не просто записывалась. Я со всеми композиторами очень внимательно и тщательно проработала этот материал. И потом возникла идея этого диска. Так что вовремя заданный правильный вопрос может повлиять на судьбу. Теперь же, когда я слышу хорошего композитора, я ему звоню и спрашиваю, нет ли у него произведений для гобоя?

– Один из концертов, представленных на диске – концерт Валерия Кикты. На мой взгляд, гениальное произведение. Почему не знаем?

– У Кикты четыре концерта для гобоя. Он очень дружил с гобоистом Дмитрием Котенком. И для него написал эти концерты. Я сыграла только два из них. Еще два – в планах. Возможно, музыку современных композиторов, чьи имена не слишком хорошо знакомы широкой аудитории, организаторы просто опасаются включать в концертную афишу из-за страха не собрать полный зал. Кроме того, основная часть оркестра – струнники, и только 2-3 человека гобоисты. То есть, нас значительно меньше. А солистов-гобоистов еще меньше. Композиторы не любят писать «в стол». Мало таких, которые, как Андрей Яковлевич Эшпай, задаются целью написать концерты для каждого оркестрового инструмента, что он и сделал.

Тут есть еще одна серьезная проблема. Пиарить надо не только исполнителей, но и композиторов. Например, в Швейцарии есть фонд «Pro Helvetia», который занимается исключительно продвижением национальной композиторской школы. Они в маленькой Швейцарии воспитали целую армию композиторов, и это потрясающе. Оркестр, в котором я работаю – «Musikkollegium Winterthur» – делает в год минимум 1-2 заказа на новые произведения. Это давняя традиция. Например, именно оркестр в Винтертуре впервые исполнил «Историю солдата» Стравинского благодаря поддержке Вернера Райнхарда. Мне кажется, что-то похожее должно существовать у нас в России.

– А вообще гобой пользуется успехом у современных российских авторов? Много пишут?

– Я знаю, что Андрей Рубцов постоянно пишет для гобоя. У него есть очень интересные находки. Когда я готовилась к записи диска, позвонила Андрею Ивановичу Головину. Он сказал, что у него нет гобойного концерта, но некоторое время спустя концерт был написан, и его премьеру исполнил Московский камерный оркестр «Musica viva» под управлением Александра Рудина. Как же детально мы репетировали! Как было здорово работать с композитором! Хотя и сложно – музыка очень тонкая, все нужно выверять, долго и внимательно «настраивать». Но в итоге понимаешь, что это настоящий бриллиант. Потрясающая музыка! И конечно, очень приятно и радостно, что композитор посвятил этот концерт мне.

– С кем из композиторов вы дружите?

– Играя в оркестре «Musikkollegium», я перезнакомилась с очень многими швейцарскими композиторами. Страна маленькая, ты все время с кем-то пересекаешься. Например, с Клаусом Хубером я в свое время познакомилась… в поезде! Совершенно случайно. Я просто услышала, как он ответил по телефону, назвав свое имя, и спросила: «Простите, Вы случайно не Клаус Хубер?» А я знаю, что у него есть произведение для гобоя и клавесина. Спрашиваю: «Очень сложное?» «Да, очень сложное, – говорит. – Приезжайте ко мне в гости, у меня большой сад с вишнями, пообщаемся».

С Дитером Амманом, которого я считаю одним из самых интересных на сегодняшний день швейцарских композиторов, мы познакомились на премьере его сочинения в Tonhalle в Цюрихе. Потом я послала ему запись концерта Эшпая, написала, что, по-моему, у него очень похожая энергетика. Он ответил, что ему запись понравилась, поблагодарил за вдохновение. Я, конечно, уточнила и про гобойный концерт, но Амман, увы, безумно загружен заказами.

Есть еще один хороший композитор. Он живет в Швейцарии, но у него русская жена и русская, как мне кажется, душа. Он считает себя наполовину русским. Его зовут Ришар Дюбюньон. У него тоже есть гобойный концерт, который, надеюсь, я тоже когда-нибудь сыграю.

фото из личного архива

– А звукорежиссеры любят гобой? Его легко записывать?

– Мне повезло. Звукорежиссер, который писал мои диски, Фридрих Вильгельм Рёддинг, вместе с исполнителями получил премию ECHO Klassik. Причем, он стал первым звукорежиссером, которому была присуждена эта премия. Я думаю, если человек умеет писать гобой, может передать красоту его звука, он по-настоящему любит этот инструмент. Действительно, для записи гобоя очень сложно установить микрофоны. Поставишь близко – будут шорохи и некрасивый звук, далеко – любое движение солиста будет слышно, то есть звук будет «шататься».

– Кстати, у меня однажды была забавная история. Услышала по радио «Орфей» концерт Вивальди для гобоя с оркестром. Слушала, гадала, кто исполняет, перебирая в памяти знаменитых солистов. Оказалось, Евгений Непало и оркестр Баршая.

– Евгений Михайлович, наверное, переиграл весь гобойный репертуар. Он воспитал многих гобоистов, как и наш общий с ним педагог – Иван Федорович Пушечников. А Алексей Юрьевич Уткин еще и невероятно много сделал для популяризации гобоя, как сольного инструмента, что очень важно. Как Альбрехт Майер на Западе, так Алексей Уткин у нас. Недавно в Нижнем Новгороде я была на концерте Алексея Юрьевича, и это было так интересно, так ярко. Были стоячие овации.

– Среди мастеров гобоя тоже есть свои «Страдивари»?

– Дело в том, что в отличие, к примеру, от скрипки, гобой с годами не становится лучше. Гобой «сыгрывается» за пять лет. Его уже не продашь за те деньги, которые сам заплатил. Каждый гобоист влюблен в свою фирму. Я играю на инструменте французской фирмы «Marigaux». Иногда фирмы отвечают взаимностью и поддерживают артиста, могут проспонсировать какие-то концерты, мастер-классы. Так, «Marigaux» два года назад спонсировал мои мастер-классы в Московской и Санкт-Петербургской консерватории, которые прошли с большим успехом. Кстати, у нас в России существует «Ателье Гончарова», которое производит гобои. И я надеюсь, что со временем они смогут вырваться вперед, и все будут говорить: «Ой, как вам повезло, вы играете на русском гобое!»

– Мастер-классы, о которых вы вспомнили. Встречаются талантливые студенты в российских консерваториях? Новые звезды зажигаются на музыкальном небосклоне?

– Талантов у нас много, но что для вас «звезда»? Знакомое имя на афише? Или это впечатление после выступления, когда вы понимаете, что такого гобоиста в своей жизни вы еще не слышали? Все хотят быть солистами, но судьба большинства музыкантов-инструменталистов – играть в оркестре. Нужно не только готовить к этому морально, но давать школу, которая позволит работать в оркестре без потери здоровья. Техника игры, которая есть у меня, очень спасает, это правда.

– Недостаток гобоистов в российских оркестрах – известная проблема. Она решаема?

– Думаю, да. Сам инструмент пришел к нам из Европы, и потому нужно было перенимать западную школу. В Советском Союзе такой возможности не было. Не было материалов, инструментов. Чтобы сделать хороший гобой, нужно усердно работать и много экспериментировать, нужны высококачественные материалы. Тот же тростник для тростей – самый лучший растет на юге Франции. Сколько не пытаются вырастить в других местах – Казахстане, Китае – получается неплохо, но французский лучше. Если слушать отечественные пластинки 40-50-х годов, трудно развить в себе любовь к инструменту из-за довольно резкого звучания. Мне повезло, что у мамы в коллекции были записи западноевропейских оркестров. Когда наши музыканты получили возможность учиться в Европе, русская гобойная школа стала быстро развиваться. И моя задача –  поделиться теми знаниями, которые я привезла с собой, и попробовать продолжить это развитие.

– Недавно узнала, что виолончель в XIX веке была едва ли не самым популярным инструментом среди русских меломанов. А как с гобоем? Играли на гобое в домашнем кругу?

– Нет, гобой никогда не был любительским инструментом. Поэтому было написано так мало хорошей романтической музыки для гобоя. Начинающему гобоисту слишком много всего нужно осваивать и это дается нелегко. И изготовление тростей – та еще головная боль! Обычно, звук у начинающих гобоистов требует очень большого терпения, в первую очередь, всех рядом присутствующих... 

– Еще один ваш диск – «Посвящение», записанный вами вместе с пианистом Александром Шайкиным. Это уже век романтизма – Клара Вик, Роберт Шуман и Иоганнес Брамс. Тоже не просто сборник пьес, но рассказанная музыкой история. Любите концептуальные программы?

– Дело в том, что мой профессор Клаус Беккер был большим поклонником Шумана. Я унаследовала эту любовь. Мне тоже близка музыка Шумана. Близок и он сам, его душа, его сущность, его двойственность. Его любовь к Кларе Вик была такой чистой, такой неподдельной и настоящей! А их дружба с Брамсом? Роберт и Клара преклонялись перед его талантом. Читаешь их письма и понимаешь, что таких людей – настоящих – на свете очень мало. Их всегда было мало! Как здорово, что сохранились эти документы!

Через письма и музыку можно почувствовать этих людей. Когда я исполняю их произведения, то добавляю тексты из писем, и получается настоящая история. Сначала о том, как Шуман мечтал жениться на Кларе, а ее отец не давал благословения. Как Клара убеждала отца изменить решение. Как им, наконец, удалось пожениться. Потом как они познакомились с Брамсом. Впечатление Клары от первой встречи. То, как развивались их отношения. Как Шуман попадает в лечебницу, как он пишет оттуда свое  последнее письмо, а Клара в своем дневнике пишет о том, как поддерживает ее в эту страшную минуту Брамс… В общем, это не сегодняшние сериалы! Слушается на одном дыхании. Эта концертная программа имела огромный успех. Мы сыграли много концертов.

фото предоставлено пресс-службой Зала Зарядье

– Не могу не спросить о ближайших творческих планах.

– 18 Марта в рамках проекта «Оркестровые трудности» пройдет мой мастер-класс в РАМ им. Гнесиных. На 25 марта намечены творческая встреча и концерт с виртуозной программой для гобоя и фортепиано в Нижегородской консерватории. Затем сразу улетаю в Швейцарию играть сольный концерт на фестивале в Муртене. А дальше – снова плотная работа в Нижегородском оперном оркестре с Дмитрием Синьковским. На лето и следующий сезон планируется несколько сольных концертов с ансамблем солистов Кремлевского оркестра и мастер-классы в Москве и Санкт-Петербурге.

– Вы работали в симфонических, камерных, оперных оркестрах. Где интереснее?

– Мне нравится работать в любом коллективе, если это тот уровень, где интересно. Бывают оркестры, где каждый сам за себя – исполняет свою партию и думает лишь о том, как бы сыграть без ошибок, хорошим звуком, чтобы его было слышно, а потом этим гордится. Тот случай, когда уши настроены только на себя, а глаза только на дирижера. Я мечтаю, чтобы все музыканты во всех оркестрах умели бы слушать друг друга и видели общую задачу: что мы сейчас делаем, куда мы идем? Чтобы глаза смотрели не только на дирижера, но и на коллег. Чтобы гобоист всегда знал, с кем он сейчас играет. От этого зависит и звук. Ведь мы играем разным звуком. В гобое столько красок! В зависимости от того, с кем ты играешь, ты можешь эту краску менять. И мимика дирижера – тоже краска звука у инструменталиста. Это очень важно. Так, например, с нами работал Томас Цетмайр, так работал Холлигер. Любой оркестр – большой камерный ансамбль. Да, дирижер нужен, но все равно, коллеги должны друг друга чувствовать.

– Вы упомянули о том, что Холлигер очень разносторонний человек. Мне кажется, вам эта черта тоже присуща. Если бы не гобой, если бы не музыка, то что?

– Наверное, у меня тоже есть еще какие-то таланты. Например, в работе со студентами. Я давно преподаю, и у меня это хорошо получается. И моя мама, кстати, тоже педагог.

– А Холлигер преподает?

 – Он говорит, что он преподавать не любит, но я ему не верю. Потому что, как только у него что-нибудь спрашиваешь, он сразу загорается. Правда, есть небольшая проблема. Холлигер настолько от природы музыкален, что иногда ему не хватает терпения на занятия с другими, и он взрывается. Я считаю, очень важен индивидуальный подход. Кто-то понимает с полуслова, кому-то надо нарисовать образ, а третьему расписать, как в аптеке – до мили-секунды. Нужно каждому вложить в руки нужный «ключ»: талант знает, что хочет сделать, надо помочь ему понять, как это сделать.

– Боюсь, мало кто из наших детей знает, что такое гобой. Откуда же может вдруг возникнуть желание на гобое заниматься?

– Главное у гобоя – хороший звук. Он близок человеческому голосу, похож на вокал. Когда Альбрехт Майер приходит на репетицию, он первым делом читает оркестру лекцию про гобой. Всех это раздражает, а мне очень нравится. Он говорит, что гобой обладает самым маленьким диапазоном. Гобой не может играть тихо (на самом деле, может, но это очень-очень трудно). Гобой не может играть громче трубы, валторны или кларнета, или так виртуозно и высоко, как флейта. Поэтому оркестру надо играть чуть-чуть потише, пропускать гобой вперед. При этом у гобоя есть неоспоримое преимущество. Если все условия выполнены, и он может петь, он быстрее всех достигает человеческой души. Ведь сегодня это так важно! Нынешняя культура потребления заставляет примитивно мыслить. Мне кажется, задача искусства сегодня – воспитать в людях умение тонко чувствовать. А гобой – тот инструмент, который проникает сразу в душу. Так что пусть современные композиторы об этом подумают и больше пишут для гобоя.

Беседовала Татьяна ЦВЕТКОВСКАЯ