ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВ: «ПОЗВОЛЯЮ СЕБЕ СТАВИТЬ ПО ЗАКОНАМ КРАСОТЫ»

Народный артист России Юрий Александров – один из мэтров оперной режиссуры, художественный руководитель и директор созданного им камерного музыкального театра «Санктъ-Петербургъ Опера». На счету Александрова сотни оперных спектаклей, поставленных в театрах Санкт-Петербурга, городов России, ближнего и дальнего зарубежья, включая миланский театр Ла Скала и Метрополитен-опера. Его работы неоднократно отмечались премиями «Золотая маска» и «Золотой софит». 

Юрий Александров - гость «Музыкального Клондайка». Интервью с режиссёром записано в апреле нынешнего года после премьеры поставленной им в Самарской опере вердиевской «Аиды».

- Что, на Ваш взгляд, определяет основные тенденции современной оперной режиссуры?

- Оперная режиссура меняется, как и сама жизнь. Когда-то оперные режиссёры занимались с артистами и вокалом, потому что в прошлом они, в основном, сами были певцами. Сегодняшняя режиссура давно не певческая профессия. Она связана с менеджментом, с организаторской работой, с философией, с жизненной позицией. Не важно, что из названного поставить на первое место, но именно ворох таких проблем нужно решать, если хочешь серьёзно заниматься этим делом. К сожалению, есть немало тех, кто приспосабливается к профессии. И это довольно просто, потому что в нашем жанре процветает дилетантизм, который, опираясь на поддержку такой же дилетантской культурологии и критики, становится все более агрессивным и воинствующим. Очень сложно оценить театральную работу с позиций времени и пространства, на котором она рождается. Искусство режиссёра не только в умении поставить спектакль. Если не талантливо, то, по крайней мере, грамотно он должен уметь это делать. Но мы работаем для людей, и не понимать это невозможно. Публика – единственное мерило, и если мы её отторгнем от жанра, это будет преступлением. Вернуть гораздо труднее. А многие мои коллеги живут по принципу: не нравится - идите подальше. Кто-то ставит для «Золотой маски», кто-то – для пары безумных критиков, которые его обслуживают.

- Все режиссёры, с которыми мне приходилось общаться, говорят примерно то же самое.

- Наша профессия разговорная, и все прекрасно умеют это делать. Но нужно не только проговаривать идеи, но и продвигать их в своих спектаклях. Я убеждён: режиссёр должен быть непредсказуемым. На меня всю жизнь пытались навесить ярлыки то авангардиста, то комического режиссёра. Кстати, я умею ставить комические спектакли, а это очень непростое дело. Все эти качества у меня остались, но я все время меняю инструментарий. А вот мой добрый знакомый Дмитрий Черняков на разную музыку постоянно ставит один и тот же спектакль. Дмитрий, несомненно, талантлив, но сегодня режиссёр не может быть таким одноликим, он обязан всё время являть себя в новом качестве. 

- Мне запомнились Ваши режиссёрские эксперименты, в том числе и эпатажная вердиевская «Травиата».

 - Если судить по внешним признакам, то эпатаж стал слишком расхожим понятием. Спектакли в джинсах и трусах с автоматами Калашникова – это «бэушный» эпатаж. У меня были спектакли, которые могли бы эпатировать умную критику. Имею в виду, например, моцартовского «Дон Жуана». Я поставил его концептуально по-новому: нет никакого убийства Командора, все это страшный розыгрыш бессмысленно существующей компании по отношению к человеку, живущему естественной жизнью. Такой трактовкой я дал жизнь аналогичным спектаклям других режиссёров. Эту же тему в Большом театре повторил Черняков. Вообще, я с удовольствием даю людям возможность питаться моими идеями, так как их по жизни не так много. Таким образом, эпатировать нужно умно. И какими-то тряпками и помойками на сцене это уже нельзя сделать, можно только отвратить от жанра. Что бы там ни было, публика, приходя в оперу, хочет чуда.

- Но театр, порой, просто не может сотворить чудо по чисто финансовым соображениям.

- Всё это звучит очень примитивно. Если у человека нет идеи, сразу всплывает тезис о нехватке денег. Я видел роскошные, но абсолютно бессмысленные и очень скромные по материальной части, но могущественные по духу спектакли. Когда я ставил в Большом театре «Хованщину», думал о том, что люди пойдут в театр через историческую Красную площадь и одним этим будут морально готовиться к спектаклю. Не показать им всё это, поместив на сцене разбитый автомобиль и несколько мусорных бачков, – это не эпатаж, а преступление, особенно в Большом театре. На открытии основной сцены на черняковском «Руслане и Людмиле» люди кричали «позор». Такого не должно быть. Для Чернякова ударом было даже не то, что кричали «позор», а то, что следом за ним в Большой театр пришел Кирилл Серебреников, никогда до этого ни ставивший в опере, и сделал точно такой же спектакль-двойник «Золотой петушок». Выходит, всё очень просто. А кто-то говорит, что стиль Чернякова неповторим. Чепуха – повторим. 

- Модный молодой оперный режиссер Василий Бархатов считает Чернякова своим кумиром и не признает более никого. Даже великого Бориса Покровского он знает лишь понаслышке. 

- Бархатов – это проект, в который вкладываются очень большие деньги. Он, безусловно, способный парень, но чтобы о нём стоило говорить, ему нужно поставить хотя бы один хороший спектакль. Его «Отелло» в Мариинке прошёл всего один раз, «Сказки Гофмана» по существу провалились. Оперных режиссёров катастрофически мало. На эту страну нужно иметь десятки бархатовых и других индивидуальностей. 

- Вы нередко одновременно работаете над несколькими версиями одной и той же оперы. 

- На самом деле, всё не так просто. Идея постановки должна созреть. Сейчас у меня на столе партитура, которую буду ставить в 2017 году. Я очень тщательно готовлюсь к каждой работе, точно знаю, что нужно делать, чем должен руководствоваться. В этом суть владения профессией. Главный принцип – не навредить, и это присутствует у меня всегда. Классическая партитура потому и является таковой, что её можно трактовать по-разному, особенно если она не дописана композитором. 

- И всё же в оперном спектакле, на мой взгляд, на первом месте классное пение.

- Конечно. Оперная режиссура сама по себе ничего не может. Это всё равно, что немое кино. Что будет с «Войной и миром» Бондарчука, если убрать звук? Обидно: сейчас очень развилась вокальная школа, много замечательных ребят с прекрасной «компьютерной» головой, которые могут всё. Но практически нет профессиональных дирижёров и режиссёров, которые бы с ними работали. А мне лично это интересно. Я реализую свои амбиции не для того, чтобы что-то доказать, поставить авангардный или левацкий спектакль. Работы у меня хватает, и если я не получаю от неё удовлетворения, то даже Мариинский театр мне не нужен. Я ушел из Маринки 02.02.02, открыв таким образом дорогу Бархатову. Как педагог я хочу помочь артистам понять профессию, научить их самому главному и сложному – интонированию. А сегодня большинство певцов просто издают звуки. Всем этим должны заниматься и дирижёры, но большинству из них не до этого. Чем дирижёр лучше, тем он более занят. А те, кто всегда свободен, ничего не могут. Вот в чём проблема...

Беседовал Валерий ИВАНОВ

Фотографии с сайта http://www.spbopera.ru/ru/

Полную версию статьи и другие материалы  читайте

в июньском номере газеты "Музыкальный Клондайк"

ИЮНЬСКИЙ  ВЫПУСК №6    (127) 

ПОДПИСКА С ЛЮБОГО МЕСЯЦА